Краткий пересказ 2 тома мертвые души. Мёртвые души

Уже более недели приезжий господин жил в городе, разъезжая по вечеринкам и обедам и таким образом проводя, как говорится, очень приятно время. Наконец он решился перенести свои визиты за город и навестить помещиков Манилова и Собакевича, которым дал слово. Может быть, к сему побудила его другая, более существенная причина, дело более серьезное, близшее к сердцу... Но обо всем этом читатель узнает постепенно и в свое время, если только будет иметь терпение прочесть предлагаемую повесть, очень длинную, имеющую после раздвинуться шире и просторнее по мере приближения к концу, венчающему дело. Кучеру Селифану отдано было приказание рано поутру заложить лошадей в известную бричку; Петрушке приказано было оставаться дома, смотреть за комнатой и чемоданом. Для читателя будет не лишним познакомиться с сими двумя крепостными людьми нашего героя. Хотя, конечно, они лица не так заметные, и то, что называют второстепенные или даже третьестепенные, хотя главные ходы и пружины поэмы не на них утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их, — но автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то что сам человек русский, хочет быть аккуратен, как немец. Это займет, впрочем, не много времени и места, потому что не много нужно прибавить к тому, что уже читатель знает, то есть что Петрушка ходил в несколько широком коричневом сюртуке с барского плеча и имел, по обычаю людей своего звания, крупный нос и губы. Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого; имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно все равно, похождение ли влюбленного героя, просто букварь или молитвенник, — он всё читал с равным вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от нее бы не отказался. Ему нравилось не то, о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт знает что и значит. Это чтение совершалось более в лежачем положении в передней, на кровати и на тюфяке, сделавшемся от такого обстоятельства убитым и тоненьким, как лепешка. Кроме страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди. Чичиков, будучи человек весьма щекотливый и даже в некоторых случаях привередливый, потянувши к себе воздух на свежий нос поутру, только помарщивался да встряхивал головою, приговаривая: «Ты, брат, черт тебя знает, потеешь, что ли. Сходил бы ты хоть в баню». На что Петрушка ничего не отвечал и старался тут же заняться каким-нибудь делом; или подходил с щеткой к висевшему барскому фраку, или просто прибирал что-нибудь. Что думал он в то время, когда молчал, — может быть, он говорил про себя: «И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же», — Бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то время, когда барин ему дает наставление. Итак, вот что на первый раз можно сказать о Петрушке. Кучер Селифан был совершенно другой человек... Но автор весьма совестится занимать так долго читателей людьми низкого класса, зная по опыту, как неохотно они знакомятся с низкими сословиями. Таков уж русский человек: страсть сильная зазнаться с тем, который бы хотя одним чином был его повыше, и шапочное знакомство с графем или князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений. Автор даже опасается за своего героя, который только коллежский советник. Надворные советники, может быть, и познакомятся с ним, но те, которые подобрались уже к чинам генеральским, те, Бог весть, может быть, даже бросят один из тех презрительных взглядов, которые бросаются гордо человеком на все, что ни пресмыкается у ног его, или, что еще хуже, может быть, пройдут убийственным для автора невниманием. Но как ни прискорбно то и другое, а все, однако ж, нужно возвратиться к герою. Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, а в тот день случись воскресенье, выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку. С громом выехала бричка из-под ворот гостиницы на улицу. Проходивший поп снял шляпу, несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: «Барин, подай сиротинке!» Кучер, заметивши, что один из них был большой охотник становиться на запятки, хлыснул его кнутом, и бричка пошла прыгать по камням. Не без радости был вдали узрет полосатый шлагбаум, дававший знать, что мостовой, как и всякой другой муке, будет скоро конец; и еще несколько раз ударившись довольно крепко головою в кузов, Чичиков понесся наконец по мягкой земле. Едва только ушел назад город, как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор. Попадались вытянутые по снурку деревни, постройкою похожие на старые складенные дрова, покрытые серыми крышами с резными деревянными под ними украшениями в виде висячих шитых узорами утиральников. Несколько мужиков, по обыкновению, зевали, сидя на лавках перед воротами в своих овчинных тулупах. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями смотрели из верхних окон; из нижних глядел теленок или высовывала слепую морду свою свинья. Словом, виды известные. Проехавши пятнадцатую версту, он вспомнил, что здесь, по словам Манилова, должна быть его деревня, но и шестнадцатая верста пролетела мимо, а деревни все не было видно, и если бы не два мужика, попавшиеся навстречу, то вряд ли бы довелось им потрафить на лад. На вопрос, далеко ли деревня Заманиловка, мужики сняли шляпы, и один из них, бывший поумнее и носивший бороду клином, отвечал: — Маниловка, может быть, а не Заманиловка? — Ну да, Маниловка. — Маниловка! а как проедешь еще одну версту, так вот тебе, то есть, так прямо направо. — Направо? — отозвался кучер. — Направо, — сказал мужик. — Это будет тебе дорога в Маниловку; а Заманиловки никакой нет. Она зовется так, то есть ее прозвание Маниловка, а Заманиловки тут вовсе нет. Там прямо на горе увидишь дом, каменный, в два этажа, господский дом, в котором, то есть, живет сам господин. Вот это тебе и есть Маниловка, а Заманиловки совсем нет никакой здесь и не было. Поехали отыскивать Маниловку. Проехавши две версты, встретили поворот на проселочную дорогу, но уже и две, и три, и четыре версты, кажется, сделали, а каменного дома в два этажа все еще не было видно. Тут Чичиков вспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст, то значит, что к ней есть верных тридцать. Деревня Маниловка немногих могла заманить своим местоположением. Дом господский стоял одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, каким только вздумается подуть; покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном. На ней были разбросаны по-английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых акаций; пять-шесть берез небольшими купами кое-где возносили свои мелколистные жиденькие вершины. Под двумя из них видна была беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления»; пониже пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, не в диковинку в аглицких садах русских помещиков. У подошвы этого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно по каким причинам, в ту же минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигде между ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде глядело только одно бревно. Вид оживляли две бабы, которые, картинно подобравши платья и подтыкавшись со всех сторон, брели по колени в пруде, влача за два деревянные кляча изорванный бредень, где видны были два запутавшиеся рака и блестела попавшаяся плотва; бабы, казалось, были между собою в ссоре и за что-то перебранивались. Поодаль в стороне темнел каким-то скучно-синеватым цветом сосновый лес. Даже самая погода весьма кстати прислужилась: день был не то ясный, не то мрачный, а какого-то светло-серого цвета, какой бывает только на старых мундирах гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирного войска, но отчасти нетрезвого по воскресным дням. Для пополнения картины не было недостатка в петухе, предвозвестнике переменчивой погоды, который, несмотря на то что голова продолблена была до самого мозгу носами других петухов по известным делам волокитства, горланил очень громко и даже похлопывал крыльями, обдерганными, как старые рогожки. Подъезжая ко двору, Чичиков заметил на крыльце самого хозяина, который стоял в зеленом шалоновом сюртуке, приставив руку ко лбу в виде зонтика над глазами, чтобы рассмотреть получше подъезжавший экипаж. По мере того как бричка близилась к крыльцу, глаза его делались веселее и улыбка раздвигалась более и более. — Павел Иванович! — вскричал он наконец, когда Чичиков вылезал из брички. — Насилу вы таки нас вспомнили! Оба приятеля очень крепко поцеловались, и Манилов увел своего гостя в комнату. Хотя время, в продолжение которого они будут проходить сени, переднюю и столовую, несколько коротковато, но попробуем, не успеем ли как-нибудь им воспользоваться и сказать кое-что о хозяине дома. Но тут автор должен признаться, что подобное предприятие очень трудно. Гораздо легче изображать характеры большого размера; там просто бросай краски со всей руки на полотно, черные палящие глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, — эти господа страшно трудны для портретов. Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед собою выступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко придется углублять уже изощренный в науке выпытывания взгляд. Один Бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть и Манилова. На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства. Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «Какой приятный и добрый человек!» В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «Черт знает что такое!» — и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную. От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего его предмета. У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было. Дома он говорил очень мало и большею частию размышлял и думал, но о чем он думал, тоже разве Богу было известно. Хозяйством нельзя сказать чтобы он занимался, он даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою. Когда приказчик говорил: «Хорошо бы, барин, то и то сделать», — «Да, недурно», — отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда еще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером. «Да, именно недурно», — повторял он. Когда приходил к нему мужик и, почесавши рукою затылок, говорил: «Барин, позволь отлучиться на работу, по́дать заработать», — «Ступай», — говорил он, куря трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать. Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян. При этом глаза его делались чрезвычайно сладкими и лицо принимало самое довольное выражение, впрочем, все эти прожекты так и оканчивались только одними словами. В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два года. В доме его чего-нибудь вечно недоставало: в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на два кресла ее недостало, и кресла стояли обтянуты просто рогожею; впрочем, хозяин в продолжение нескольких лет всякий раз предостерегал своего гостя словами: «Не садитесь на эти кресла, они еще не готовы». В иной комнате и вовсе не было мебели, хотя и было говорено в первые дни после женитьбы: «Душенька, нужно будет завтра похлопотать, чтобы в эту комнату хоть на время поставить мебель». Ввечеру подавался на стол очень щегольской подсвечник из темной бронзы с тремя античными грациями, с перламутным щегольским щитом, и рядом с ним ставился какой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону и весь в сале, хотя этого не замечал ни хозяин, ни хозяйка, ни слуги. Жена его... впрочем, они были совершенно довольны друг другом. Несмотря на то что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек». Само собою разумеется, что ротик раскрывался при этом случае очень грациозно. Ко дню рождения приготовляемы были сюрпризы: какой-нибудь бисерный чехольчик на зубочистку. И весьма часто, сидя на диване, вдруг, совершенно неизвестно из каких причин, один, оставивши свою трубку, а другая работу, если только она держалась на ту пору в руках, они напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в продолжение его можно бы легко выкурить маленькую соломенную сигарку. Словом, они были, то что говорится, счастливы. Конечно, можно бы заметить, что в доме есть много других занятий, кроме продолжительных поцелуев и сюрпризов, и много бы можно сделать разных запросов. Зачем, например, глупо и без толку готовится на кухне? зачем довольно пусто в кладовой? зачем воровка ключница? зачем нечистоплотны и пьяницы слуги? зачем вся дворня спит немилосердным образом и повесничает все остальное время? Но все это предметы низкие, а Манилова воспитана хорошо. А хорошее воспитание, как известно, получается в пансионах. А в пансионах, как известно, три главные предмета составляют основу человеческих добродетелей: французский язык, необходимый для счастия семейственной жизни, фортепьяно, для доставления приятных минут супругу, и, наконец, собственно хозяйственная часть: вязание кошельков и других сюрпризов. Впрочем, бывают разные усовершенствования и изменения в методах, особенно в нынешнее время; все это более зависит от благоразумия и способностей самих содержательниц пансиона. В других пансионах бывает таким образом, что прежде фортепьяно, потом французский язык, а там уже хозяйственная часть. А иногда бывает и так, что прежде хозяйственная часть, то есть вязание сюрпризов, потом французский язык, а там уже фортепьяно. Разные бывают мето́ды. Не мешает сделать еще замечание, что Манилова... но, признаюсь, о дамах я очень боюсь говорить, да притом мне пора возвратиться к нашим героям, которые стояли уже несколько минут перед дверями гостиной, взаимно упрашивая друг друга пройти вперед. — Сделайте милость, не беспокойтесь так для меня, я пройду после, — говорил Чичиков. — Нет, Павел Иванович, нет, вы гость, — говорил Манилов, показывая ему рукою на дверь. — Не затрудняйтесь, пожалуйста, не затрудняйтесь. Пожалуйста, проходите, — говорил Чичиков. — Нет уж извините, не допущу пройти позади такому приятному, образованному гостю. — Почему ж образованному?.. Пожалуйста, проходите. — Ну да уж извольте проходить вы. — Да отчего ж? — Ну да уж оттого! — сказал с приятною улыбкою Манилов. Наконец оба приятеля вошли в дверь боком и несколько притиснули друг друга. — Позвольте мне вам представить жену мою, — сказал Манилов. — Душенька! Павел Иванович! Чичиков, точно, увидел даму, которую он совершенно было не приметил, раскланиваясь в дверях с Маниловым. Она была недурна, одета к лицу. На ней хорошо сидел матерчатый шелковый капот бледного цвета; тонкая небольшая кисть руки ее что-то бросила поспешно на стол и сжала батистовый платок с вышитыми уголками. Она поднялась с дивана, на котором сидела; Чичиков не без удовольствия подошел к ее ручке. Манилова проговорила, несколько даже картавя, что он очень обрадовал их своим приездом и что муж ее не проходило дня, чтобы не вспоминал о нем. — Да, — примолвил Манилов, — уж она, бывало, все спрашивает меня: «Да что же твой приятель не едет?» — «Погоди, душенька, приедет». А вот вы наконец и удостоили нас своим посещением. Уж такое, право, доставили наслаждение... майский день... именины сердца... Чичиков, услышавши, что дело уже дошло до именин сердца, несколько даже смутился и отвечал скромно, что ни громкого имени не имеет, ни даже ранга заметного. — Вы всё имеете, — прервал Манилов с такою же приятною улыбкою, — всё имеете, даже еще более. — Как вам показался наш город? — примолвила Манилова. — Приятно ли провели там время? — Очень хороший город, прекрасный город, — отвечал Чичиков, — и время провел очень приятно: общество самое обходительное. — А как вы нашли нашего губернатора? — сказала Манилова. — Не правда ли, что препочтеннейший и прелюбезнейший человек? — прибавил Манилов. — Совершенная правда, — сказал Чичиков, — препочтеннейший человек. И как он вошел в свою должность, как понимает ее! Нужно желать побольше таких людей. — Как он может этак, знаете, принять всякого, наблюсти деликатность в своих поступках, — присовокупил Манилов с улыбкою и от удовольствия почти совсем зажмурил глаза, как кот, у которого слегка пощекотали за ушами пальцем. — Очень обходительный и приятный человек, — продолжал Чичиков, — и какой искусник! я даже никак не мог предполагать этого. Как хорошо вышивает разные домашние узоры! Он мне показывал своей работы кошелек: редкая дама может так искусно вышить. — А вице-губернатор, не правда ли, какой милый человек? — сказал Манилов, опять несколько прищурив глаза. — Очень, очень достойный человек, — отвечал Чичиков. — Ну, позвольте, а как вам показался полицеймейстер? Не правда ли, что очень приятный человек? — Чрезвычайно приятный, и какой умный, какой начитанный человек! Мы у него проиграли в вист вместе с прокурором и председателем палаты до самых поздних петухов; очень, очень достойный человек. — Ну, а какого вы мнения о жене полицеймейстера? — прибавила Манилова. — Не правда ли, прелюбезная женщина? — О, это одна из достойнейших женщин, каких только я знаю, — отвечал Чичиков. Засим не пропустили председателя палаты, почтмейстера и таким образом перебрали почти всех чиновников города, которые все оказались самыми достойными людьми. — Вы всегда в деревне проводите время? — сделал наконец, в свою очередь, вопрос Чичиков. — Больше в деревне, — отвечал Манилов. — Иногда, впрочем, приезжаем в город для того только, чтобы увидеться с образованными людьми. Одичаешь, знаете, если будешь все время жить взаперти. — Правда, правда, — сказал Чичиков. — Конечно, — продолжал Манилов, — другое дело, если бы соседство было хорошее, если бы, например, такой человек, с которым бы в некотором роде можно было поговорить о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую науку, чтобы этак расшевелило душу, дало бы, так сказать, паренье этакое... — Здесь он еще что-то хотел выразить, но, заметивши, что несколько зарапортовался, ковырнул только рукою в воздухе и продолжал: — Тогда, конечно, деревня и уединение имели бы очень много приятностей. Но решительно нет никого... Вот только иногда почитаешь «Сын Отечества». Чичиков согласился с этим совершенно, прибавивши, что ничего не может быть приятнее, как жить в уединенье, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу... — Но знаете ли, — прибавил Манилов, — все если нет друга, с которым бы можно поделиться... — О, это справедливо, это совершенно справедливо! — прервал Чичиков. — Что все сокровища тогда в мире! «Не имей денег, имей хороших людей для обращения», сказал один мудрец! — И знаете, Павел Иванович! — сказал Манилов, явя в лице своем выражение не только сладкое, но даже притворное, подобное той микстуре, которую ловкий светский доктор засластил немилосердно, воображая ею обрадовать пациента. — Тогда чувствуешь какое-то, в некотором роде, духовное наслаждение... Вот как, например, теперь, когда случай мне доставил счастие, можно сказать образцовое, говорить с вами и наслаждаться приятным вашим разговором... — Помилуйте, что ж за приятный разговор?.. Ничтожный человек, и больше ничего, — отвечал Чичиков. — О! Павел Иванович, позвольте мне быть откровенным: я бы с радостию отдал половину всего моего состояния, чтобы иметь часть тех достоинств, которые имеете вы!.. — Напротив, я бы почел с своей стороны за величайшее... Неизвестно, до чего бы дошло взаимное излияние чувств обоих приятелей, если бы вошедший слуга не доложил, что кушанье готово. — Прошу покорнейше, — сказал Манилов. — Вы извините, если у нас нет такого обеда, какой на паркетах и в столицах, у нас просто, по русскому обычаю, щи, но от чистого сердца. Покорнейше прошу. Тут они еще несколько времени поспорили о том, кому первому войти, и наконец Чичиков вошел боком в столовую. В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые были в тех летах, когда сажают уже детей за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка села за свою суповую чашку; гость был посажен между хозяином и хозяйкою, слуга завязал детям на шею салфетки. — Какие миленькие дети, — сказал Чичиков, посмотрев на них, — а который год? — Старшему осьмой, а меньшему вчера только минуло шесть, — сказала Манилова. — Фемистоклюс! — сказал Манилов, обратившись к старшему, который старался освободить свой подбородок, завязанный лакеем в салфетку. Чичиков поднял несколько бровь, услышав такое отчасти греческое имя, которому, неизвестно почему, Манилов дал окончание на «юс», но постарался тот же час привесть лицо в обыкновенное положение. — Фемистоклюс, скажи мне, какой лучший город во Франции? Здесь учитель обратил все внимание на Фемистоклюса, и казалось, хотел ему вскочить в глаза, но наконец совершенно успокоился и кивнул головою, когда Фемистоклюс сказал: «Париж». — А у нас какой лучший город? — спросил опять Манилов. Учитель опять настроил внимание. — Петербург, — отвечал Фемистоклюс. — А еще какой? — Москва, — отвечал Фемистоклюс. — Умница, душенька! — сказал на это Чичиков. — Скажите, однако ж... — продолжал он, обратившись тут же с некоторым видом изумления к Маниловым, — в такие лета и уже такие сведения! Я должен вам сказать, что в этом ребенке будут большие способности. — О, вы еще не знаете его, — отвечал Манилов, — у него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазенки и забегают; побежит за ней следом и тотчас обратит внимание. Я его прочу по дипломатической части. Фемистоклюс, — продолжал он, снова обратясь к нему, — хочешь быть посланником? — Хочу, — отвечал Фемистоклюс, жуя хлеб и болтая головой направо и налево. В это время стоявший позади лакей утер посланнику нос, и очень хорошо сделал, иначе бы канула в суп препорядочная посторонняя капля. Разговор начался за столом об удовольствии спокойной жизни, прерываемый замечаниями хозяйки о городском театре и об актерах. Учитель очень внимательно глядел на разговаривающих и, как только замечал, что они были готовы усмехнуться, в ту же минуту открывал рот и смеялся с усердием. Вероятно, он был человек признательный и хотел заплатить этим хозяину за хорошее обращение. Один раз, впрочем, лицо его приняло суровый вид, и он строго застучал по столу, устремив глаза на сидевших насупротив его детей. Это было у места, потому что Фемистоклюс укусил за ухо Алкида, и Алкид, зажмурив глаза и открыв рот, готов был зарыдать самым жалким образом, но почувствовав, что за это легко можно было лишиться блюда, привел рот в прежнее положение и начал со слезами грызть баранью кость, от которой у него обе щеки лоснились жиром. Хозяйка очень часто обращалась к Чичикову с словами: «Вы ничего не кушаете, вы очень мало взяли», — на что Чичиков отвечал всякий раз: «Покорнейше благодарю, я сыт, приятный разговор лучше всякого блюда». Уже встали из-за стола. Манилов был доволен чрезвычайно и, поддерживая рукою спину своего гостя, готовился таким образом препроводить его в гостиную, как вдруг гость объявил с весьма значительным видом, что он намерен с ним поговорить об одном очень нужном деле. — В таком случае позвольте мне вас попросить в мой кабинет, — сказал Манилов и повел в небольшую комнату, обращенную окном на синевший лес. — Вот мой уголок, — сказал Манилов. — Приятная комнатка, — сказал Чичиков, окинувши ее глазами. Комната была, точно, не без приятности: стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой, четыре стула, одно кресло, стол, на котором лежала книжка с заложенною закладкою, о которой мы уже имели случай упомянуть, несколько исписанных бумаг, но больше всего было табаку. Он был в разных видах: в картузах и в табачнице, и, наконец, насыпан был просто кучею на столе. На обоих окнах тоже помещены были горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками. Заметно было, что это иногда доставляло хозяину препровождение времени. — Позвольте вас попросить расположиться в этих креслах, — сказал Манилов. — Здесь вам будет попокойнее. — Позвольте, я сяду на стуле. — Позвольте вам этого не позволить, — сказал Манилов с улыбкою. — Это кресло у меня уж ассигновано для гостя: ради или не ради, но должны сесть. Чичиков сел. — Позвольте мне вас попотчевать трубочкою. — Нет, не курю, — отвечал Чичиков ласково и как бы с видом сожаления. — Отчего? — сказал Манилов тоже ласково и с видом сожаления. — Не сделал привычки, боюсь; говорят, трубка сушит. — Позвольте мне вам заметить, что это предубеждение. Я полагаю даже, что курить трубку гораздо здоровее, нежели нюхать табак. В нашем полку был поручик, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо рта трубки не только за столом, но даже, с позволения сказать, во всех прочих местах. И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но, благодаря Бога, до сих пор так здоров, как нельзя лучше. Чичиков заметил, что это, точно, случается и что в натуре находится много вещей, неизъяснимых даже для обширного ума. — Но позвольте прежде одну просьбу... — проговорил он голосом, в котором отдалось какое-то странное или почти странное выражение, и вслед за тем неизвестно отчего оглянулся назад. Манилов тоже неизвестно отчего оглянулся назад. — Как давно вы изволили подавать ревизскую сказку? — Да уж давно; а лучше сказать, не припомню. — Как с того времени много у вас умерло крестьян? — А не могу знать; об этом, я полагаю, нужно спросить приказчика. Эй, человек, позови приказчика, он должен быть сегодня здесь. Приказчик явился. Это был человек лет под сорок, бривший бороду, ходивший в сюртуке и, по-видимому, проводивший очень покойную жизнь, потому что лицо его глядело какою-то пухлою полнотою, а желтоватый цвет кожи и маленькие глаза показывали, что он знал слишком хорошо, что такое пуховики и перины. Можно было видеть тотчас, что он совершил свое поприще, как совершают его все господские приказчики: был прежде просто грамотным мальчишкой в доме, потом женился на какой-нибудь Агашке-ключнице, барыниной фаворитке, сделался сам ключником, а там и приказчиком. А сделавшись приказчиком, поступал, разумеется, как все приказчики: водился и кумился с теми, которые на деревне были побогаче, подбавлял на тягла победнее, проснувшись в девятом часу утра, поджидал самовара и пил чай. — Послушай, любезный! сколько у нас умерло крестьян с тех пор, как подавали ревизию? — Да как сколько? Многие умирали с тех пор, — сказал приказчик и при этом икнул, заслонив рот слегка рукою, наподобие щитка. — Да, признаюсь, я сам так думал, — подхватил Манилов, — именно, очень многие умирали! — Тут он оборотился к Чичикову и прибавил еще: — Точно, очень многие. — А как, например, числом? — спросил Чичиков. — Да, сколько числом? — подхватил Манилов. — Да как сказать числом? Ведь неизвестно, сколько умирало, их никто не считал. — Да, именно, — сказал Манилов, обратясь к Чичикову, — я тоже предполагал, большая смертность; совсем неизвестно, сколько умерло. — Ты, пожалуйста, их перечти, — сказал Чичиков, — и сделай подробный реестрик всех поименно. — Да, всех поименно, — сказал Манилов. Приказчик сказал: «Слушаю!» — и ушел. — А для каких причин вам это нужно? — спросил по уходе приказчика Манилов. Этот вопрос, казалось, затруднил гостя, в лице его показалось какое-то напряженное выражение, от которого он даже покраснел, — напряжение что-то выразить, не совсем покорное словам. И в самом деле, Манилов наконец услышал такие странные и необыкновенные вещи, каких еще никогда не слыхали человеческие уши. — Вы спрашиваете, для каких причин? причины вот какие: я хотел бы купить крестьян... — сказал Чичиков, заикнулся и не кончил речи. — Но позвольте спросить вас, — сказал Манилов, — как желаете вы купить крестьян: с землею или просто на вывод, то есть без земли? — Нет, я не то чтобы совершенно крестьян, — сказал Чичиков, — я желаю иметь мертвых... — Как-с? извините... я несколько туг на ухо, мне послышалось престранное слово... — Я полагаю приобресть мертвых, которые, впрочем, значились бы по ревизии как живые, — сказал Чичиков. Манилов выронил тут же чубук с трубкою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут. Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг в друга глаза, как те портреты, которые вешались в старину один против другого по обеим сторонам зеркала. Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке. Как ни придумывал Манилов, как ему быть и что ему сделать, но ничего другого не мог придумать, как только выпустить изо рта оставшийся дым очень тонкою струею. — Итак, я бы желал знать, можете ли вы мне таковых, не живых в действительности, но живых относительно законной формы, передать, уступить или как вам заблагорассудится лучше? Но Манилов так сконфузился и смешался, что только смотрел на него. — Мне кажется, вы затрудняетесь?.. — заметил Чичиков. — Я?.. нет, я не то, — сказал Манилов, — но я не могу постичь... извините... я, конечно, не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться... Может быть, здесь... в этом, вами сейчас выраженном изъяснении... скрыто другое... Может быть, вы изволили выразиться так для красоты слога? — Нет, — подхватил Чичиков, — нет, я разумею предмет таков как есть, то есть те души, которые, точно, уже умерли. Манилов совершенно растерялся. Он чувствовал, что ему нужно что-то сделать, предложить вопрос, а какой вопрос — черт его знает. Кончил он наконец тем, что выпустил опять дым, но только уже не ртом, а чрез носовые ноздри. — Итак, если нет препятствий, то с Богом можно бы приступить к совершению купчей крепости, — сказал Чичиков. — Как, на мертвые души купчую? — А, нет! — сказал Чичиков. — Мы напишем, что они живы, так, как стоит действительно в ревизской сказке. Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов, хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон — я немею пред законом. Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот. Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел и больше ничего. — Может быть, вы имеете какие-нибудь сомнения? — О! помилуйте, ничуть. Я не насчет того говорю, чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас. Но позвольте доложить, не будет ли это предприятие, или, чтоб еще более, так сказать, выразиться, негоция, — так не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России? Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту самого головоломного дела. Но Чичиков сказал просто, что подобное предприятие, или негоция, никак не будет несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России, а чрез минуту потом прибавил, что казна получит даже выгоды, ибо получит законные пошлины. — Так вы полагаете?.. — Я полагаю, что это будет хорошо. — А, если хорошо, это другое дело: я против этого ничего, — сказал Манилов и совершенно успокоился. — Теперь остается условиться в цене. — Как в цене? — сказал опять Манилов и остановился. — Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за души, которые в некотором роде окончили свое существование? Если уж вам пришло этакое, так сказать, фантастическое желание, то с своей стороны я передаю их вам безынтересно и купчую беру на себя. Великий упрек был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя после таких слов, произнесенных Маниловым. Как он ни был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвел даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости. Он поворотился так сильно в креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая подушку; сам Манилов посмотрел на него в некотором недоумении. Побужденный признательностию, он наговорил тут же столько благодарностей, что тот смешался, весь покраснел, производил головою отрицательный жест и наконец уже выразился, что это сущее ничего, что он, точно, хотел бы доказать чем-нибудь сердечное влечение, магнетизм души, а умершие души в некотором роде совершенная дрянь. — Очень не дрянь, — сказал Чичиков, пожав ему руку. Здесь был испущен очень глубокий вздох. Казалось, он был настроен к сердечным излияниям; не без чувства и выражения произнес он наконец следующие слова: — Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду! Да и действительно, чего не потерпел я? как барка какая-нибудь среди свирепых волн... Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? за то, что соблюдал правду, что был чист на своей совести, что подавал руку и вдовице беспомощной, и сироте-горемыке!.. — Тут даже он отер платком выкатившуюся слезу. Манилов был совершенно растроган. Оба приятеля долго жали друг другу руку и долго смотрели молча один другому в глаза, в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел выпустить руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернувши ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее и хорошо бы, если бы он сам понаведался в город. Потом взял шляпу и стал откланиваться. — Как? вы уж хотите ехать? — сказал Манилов, вдруг очнувшись и почти испугавшись. В это время вошла в кабинет Манилова. — Лизанъка, — сказал Манилов с несколько жалостливым видом, — Павел Иванович оставляет нас! — Потому что мы надоели Павлу Ивановичу, — отвечала Манилова. — Сударыня! здесь, — сказал Чичиков, — здесь, вот где, — тут он положил руку на сердце, — да, здесь пребудет приятность времени, проведенного с вами! и поверьте, не было бы для меня большего блаженства, как жить с вами если не в одном доме, то по крайней мере в самом ближайшем соседстве. — А знаете, Павел Иванович, — сказал Манилов, которому очень понравилась такая мысль, — как было бы в самом деле хорошо, если бы жить этак вместе, под одною кровлею, или под тенью какого-нибудь вяза пофилософствовать о чем-нибудь, углубиться!.. — О! это была бы райская жизнь! — сказал Чичиков, вздохнувши. — Прощайте, сударыня! — продолжал он, подходя к ручке Маниловой. — Прощайте, почтеннейший друг! Не позабудьте просьбы! — О, будьте уверены! — отвечал Манилов. — Я с вами расстаюсь не долее как на два дни. Все вышли в столовую. — Прощайте, миленькие малютки! — сказал Чичиков, увидевши Алкида и Фемистоклюса, которые занимались каким-то деревянным гусаром, у которого уже не было ни руки, ни носа. — Прощайте, мои крошки. Вы извините меня, что я не привез вам гостинца, потому что, признаюсь, не знал даже, живете ли вы на свете; но теперь, как приеду, непременно привезу. Тебе привезу саблю; хочешь саблю? — Хочу, — отвечал Фемистоклюс. — А тебе барабан; не правда ли, тебе барабан? — продолжал он, наклонившись к Алкиду. — Парапан, — отвечал шепотом и потупив голову Алкид. — Хорошо, я тебе привезу барабан. Такой славный барабан, этак все будет: туррр... ру... тра-та-та, та-та-та... Прощай, душенька! прощай! — Тут поцеловал он его в голову и обратился к Манилову и его супруге с небольшим смехом, с каким обыкновенно обращаются к родителям, давая им знать о невинности желаний их детей. — Право, останьтесь, Павел Иванович! — сказал Манилов, когда уже все вышли на крыльцо. — Посмотрите, какие тучи. — Это маленькие тучки, — отвечал Чичиков. — Да знаете ли вы дорогу к Собакевичу? — Об этом хочу спросить вас. — Позвольте, я сейчас расскажу вашему кучеру. — Тут Манилов с такою же любезностью рассказал дело кучеру и сказал ему даже один раз «вы». Кучер, услышав, что нужно пропустить два поворота и поворотить на третий, сказал: «Потрафим, ваше благородие», — и Чичиков уехал, сопровождаемый долго поклонами и маханьями платка приподымавшихся на цыпочках хозяев. Манилов долго стоял на крыльце, провожая глазами удалявшуюся бричку, и когда она уже совершенно стала невидна, он все еще стоял, куря трубку. Наконец вошел он в комнату, сел на стуле и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие. Потом мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись Бог знает куда. Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом чрез эту реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах. Потом, что они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество в хороших каретах, где обворожают всех приятностию обращения, и что будто бы государь, узнавши о такой их дружбе, пожаловал их генералами, и далее, наконец, Бог знает что такое, чего уже он и сам никак не мог разобрать. Странная просьба Чичикова прервала вдруг все его мечтания. Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина.

Глава первая

Действие происходит в губернском городе NN, куда приезжает коллежский советник Павел Иванович Чичиков. Это человек средних лет, средней комплекции и приятной внешности. Вместе с ним прибыли его слуги – лакей Петрушка и кучер Селифан. Время описываемых событий – спустя несколько лет после войны 1812 года.

Чичиков поселяется в гостинице, обедает в трактире и опрашивает там слугу об окрестных помещиках. Его также интересует, не случалось ли в этих местах какой-нибудь эпидемии, от которой умерло много людей. Цель Чичикова – покупка мертвых крестьянских душ.

На следующий день чиновник наносит визиты важным лицам. На вечеринке у губернатора он знакомится с помещиками Маниловым и Собакевичем, которые приглашают Чичикова в свои имения. А у полицмейстера Павел Иванович заводит знакомство с еще одним помещиком – Ноздревым. Городское общество от Чичикова в восторге.

Глава вторая

Павел Иванович в сопровождении Петрушки и Селифана выезжает из города в гости к Манилову и Собакевичу. Первой на его пути лежит деревня Маниловка, хозяин которой встречает Чичикова с огромной радостью.

Гоголь характеризует Манилова как человека бесхарактерного – «ни то, ни се», а в общении еще и «приторного». Манилов постоянно рассказывает о своих несбыточных и ненужных идеях. Хозяин он скверный, как и его жена. Ни домом, ни полями никто здесь не занимается. Слуги без хозяйского глаза воруют, бездельничают и пьянствуют.

После обеда Чичиков разъясняет Манилову причину своего приезда: он хочет купить крестьян, которые числятся еще как живые, но уже умерли. Хозяин не понимает, зачем это нужно гостью. Но, желая сделать приятное, соглашается. Для регистрации купчей они договариваются встретиться в городе. После отъезда Чичикова Манилов долго пребывает в недоумении.

Глава третья

По пути к Собакевичу герой попадает под ливень и сбивается с дороги. Искатель мертвых душ вынужден заночевать в первом попавшемся месте, которым оказывается имение помещицы Коробочки.

Утром Чичиков осматривает поместье и отмечает основательность и хозяйственность во всем. Пожилая вдова Настасья Петровна Коробочка была женщиной непонятливой и в разговоре совершенно невозможной. Лишь после долгих разъяснений Чичикову удается купить мертвые души у помещицы. Правда, пришлось за это пообещать приобрести у Коробочки сало и перья. Настасья Петровна долго сомневается: не продешевила ли она в этой сделке?

Глава четвертая

Чичиков заезжает в трактир, где знакомится с Ноздревым, а затем принимает приглашение помещика посетить его деревню. Ноздрев, по словам Гоголя, был человеком историческим, потому что постоянно попадал в различные истории. Он – неисправимый болтун, лгун, сплетник, кутила, лихач и хвастун. Ноздрев любит карты и прочие азартные игры. За столом постоянно жульничает и часто бывает за это бит, но остается со всеми в приятельских отношениях.

Чичиков излагает Ноздреву свою просьбу о мертвых душах. Хозяин продавать крестьян не хочет, но предлагает сыграть на них в карты или обменять. Разругавшись с Ноздревым, Павел Иванович отправляется спать. Но утром хозяин вновь предлагает сыграть на мертвые души, теперь – в шашки. Во время игры Ноздрев откровенно жульничает. Разгорается скандал, переходящий в драку. Неожиданно появляется капитан-исправник с сообщением о судовом иске против Ноздрева. Его визит спасает Чичикова от побоев. Ни минуты не задерживаясь, Павел Иванович бросается вон и велит кучеру гнать во весь опор.

Глава пятая

По дороге бричка Чичикова сталкивается с экипажем, в котором едут пожилая дама и прелестная девушка. Всю дорогу до имения Собакевича Павел Иванович предается мечтаниям о красивой незнакомке.

Собакевич – хозяин основательный. Сам крупный и неуклюжий как медведь, он окружает себя такими же крепкими и прочными вещами. Павел Иванович излагает свое дело, Собакевич отчаянно торгуется, но в итоге сделка все же заключена. Стороны договариваются оформить все в городе. В разговоре с Собакевичем Чичиков узнает о помещике Плюшкине, у которого крепостные «мрут как мухи». Павел Иванович отправляется со своим предложением к новому владельцу.

Глава шестая

Деревня Плюшкина вызывает удручающее впечатление: везде царят запустение и разруха. На подворье совершенно одряхлевшего господского дома Чичиков встречает странное существо непонятного пола. Павел Иванович поначалу принимает его за ключницу, но выясняется, что это и есть хозяин дома – Плюшкин. Чичиков потрясен нищенским видом старика. Имея огромное поместье, колоссальные запасы провизии и разного добра, Плюшкин ежедневно ходит по деревне и собирает различные мелочи: веревочки, перышки и т. п. Все это он складывает в своей комнате.

Чичиков легко сторговал у скупердяя 120 мертвых душ и еще 70 беглых. Отказавшись от угощения, которое давно превратилось в нечто окаменелое, счастливый Павел Иванович возвращается в гостиницу.

Глава седьмая

На следующий день, как и было условлено, герой встречается с Собакевичем и Маниловым для оформления сделки. Заключили купчую и на крестьян Плюшкина. Сделку стали отмечать, произносить много тостов. Не забыли выпить и за будущую жену новоявленного помещика. Чичиков поделился своими планами вывезти купленных крестьян в Херсонскую губернию.

Глава восьмая

Слух о покупках Чичикова быстро распространяется по городу, все называют героя «миллионщиком». Начинается большой ажиотаж среди дам. Павлу Ивановичу приходит даже анонимное любовное послание, а еще приглашение к губернатору на бал.

Чичиков в великолепном настроении. На балу его окружают дамы, среди которых Павел Иванович пытается угадать ту, что прислала письмо. Выясняется, что юная особа, пленившая его воображение, дочь губернатора. Чичиков потрясен неожиданной встречей и пренебрегает другими дамами, чем вызывает их недовольство. В довершение неприятностей является Ноздрев и рассказывает как Чичиков торговал у него мертвые души. И хоть Ноздреву давно никто не верит, Павел Иванович начинает волноваться, он покидает бал в смятении. В это время в город приезжает помещица Коробочка. Она собирается выяснить: почем нынче мертвые души.

Глава девятая

Утром по городу ползут слухи, что Чичиков с помощью Ноздрева хочет похитить губернаторскую дочь. Сплетни доходят до губернаторши, и та учиняет дочери строгий допрос. Чичикова велено не пускать на порог. Общество озадачено вопросом: так кто же такой Павел Иванович? Чтобы все понять и обсудить, городская элита собирается у полицмейстера.

Глава десятая

Здесь чиновники долго обсуждают Чичикова и связанные с ним странности. Почтмейстер рассказывает о капитане Копейкине, предполагая, что это и есть Павел Иванович.

Во время войны 1812 года капитан Копейкин потерял руку и ногу. Он обратился в Петербург с просьбой о назначении пенсиона. Пока чиновники затягивали дело, у Копейкина закончились деньги. В отчаянии капитан решил захватить министерство, но его поймали и выдворили из города. Спустя два месяца в лесах стала промышлять разбойничья шайка во главе с Копейкиным.

Выслушав повесть, общество запротестовало: Копейкин был инвалид, а у Чичикова руки и ноги целы. Решено было послать за Ноздревым и хорошенько его расспросить. Ноздрев немедленно объявляет Чичикова фальшивомонетчиком, похитителем губернаторской дочки и шпионом. Эти слухи так расстроили прокурора, что тот умирает.

Теперь Павла Ивановича не принимают у губернатора. Ситуацию проясняет, явившийся к Чичикову в гостиницу, Ноздрев. Узнав, что чиновника обвиняют в подделке ассигнаций, не удавшемся похищении дочери губернатора, а также в смерти прокурора, Чичиков решает срочно бежать из города.

Глава одиннадцатая

Мы узнаем историю главного героя. Чичиков из бедных дворян, его мать рано умерла, а отец часто болел. Он отвез маленького Павлушу учиться в город. Мальчик не блистал способностями, но окончил училище с наградой за прилежное поведение. С ранних лет он проявил талант изыскивать способы зарабатывания денег.

Едва Чичиков окончил училище, как отец умер, оставив Павлу копеечное наследство. Юноша рьяно взялся за службу, но без протекции смог лишь получить захудалое место. Однако Чичиков придумал хитрый план и посватался к некрасивой дочери начальника. Как только его назначили на хорошее место, жених сразу сделал вид, что ничего не обещал.

Поменяв несколько должностей, где потихоньку брал взятки, Павел Иванович устроился на таможню. Там он прослыл грозой контрабандистов. Когда начальство, убежденное в преданности своего сотрудника, предоставило Чичикову все полномочия, тот сговорился с контрабандистами. После нескольких афер Павел Иванович неслыханно разбогател. Однако по пьянке поссорился с одним из своих соучастников, который его и выдал правосудию. Чичиков все-таки удалось избежать тюрьмы, но от огромного состояния почти ничего не осталось.

Павел Иванович вновь начал зарабатывать деньги с низших должностей. Однажды Чичиков узнал, что в опекунский совет можно заложить мертвых крестьян, которые по ревизской сказке числятся еще живыми. Так у него появилась идея приобрести мертвые души.

И вот бричка Чичикова, запряженная тройкой лошадей, несется дальше.

Том второй

Как известно, второй том своего произведения Гоголь сжег. Уцелели лишь некоторые черновики, по которым удалось восстановить часть глав.

Глава первая

Автор описывает великолепный пейзаж, который открывается с балкона помещика Андрея Ивановича Тентетникова, очень ленивого человека. Он с утра часа два протирает глаза, столько же времени сидит за чаем и пишет глобальный труд об устройстве России. Но который год не продвинулся в этом сочинении даже на страницу.

А начинал молодой человек вполне достойно, подавал большие надежды. Но когда его педагог умер, дальнейшее обучение вызвало у Тентетникова разочарование. Поступив на службу по протекции, Андрей Иванович поначалу хотел приносить пользу государству, но вскоре разочаровался и в службе. Вышел в отставку и вернулся в свое имение.

Однажды в его одиноком доме появляется Павел Иванович Чичиков и задерживается там некоторое время. Узнав о ссоре хозяина с соседом–генералом, дочь которого прочили Тентетникову в невесты, Чичиков вызывается уладить дело и едет к военному.

Глава вторая

Павел Иванович знакомится с генералом и его дочерью, умудряется примирить старика с Тентетниковым и сочиняет небылицу о своем дядюшке, чтобы купить у генерала мертвые души…

На этом текст главы обрывается.

Глава третья

Чичиков едет к полковнику Кошкареву, но попадает совсем в другое поместье – к Петру Петровичу Петуху. Хлебосольный хозяин оказывается любителем поесть. Как раз к обеду приезжает его сосед Платон Михайлович Платонов – писаный красавец, изнывающий в деревне от скуки. У Чичикова возникает мысль взять Платона в свои странствия. Тот соглашается, но прежде требует ненадолго заехать в свое имение.

На следующий день герои выезжают в деревню, которая принадлежит зятю Платонова Константину Констанжогло. Это удивительно хозяйственный человек, имение которого процветает. Чичиков так впечатлен, что просит Констанжогло научить его уму-разуму и рассказать как успешно вести дела. Хозяин поместья советует Чичикову съездить к Кошкареву, а затем вернуться и пожить у него пару дней.

Кошкарева не без оснований считают сумасшедшим. Его деревня представляет собой повсеместную стройку. На новых, казенного вида домах красуются вывески вроде «Депо для сельхозорудий». Всякое дело у Кошкарева проходит через оформление множества бумаг. Даже овес лошадям нельзя выдать без целой кучи бюрократических разрешений.

Поняв, что купить мертвые души здесь не удастся из-за страшного беспорядка и бюрократии, Чичиков в раздражении возвращается к Констанжогло. За обедом хозяин делился опытом ведения хозяйства и рассказывает, как из любых отходов можно завести прибыльное дело. Разговор заходит и о богатейшем откупщике Муразове, начавшем с нуля, а теперь имеющем миллионное состояние. Чичиков отправляется спать с твердой решимостью купить имение и завести хозяйство как у Констанжогло. Он надеется приобрести соседнее поместье Хлобуева.

Глава четвертая

Чичиков, Платонов и Констанжогло идут к Хлобуеву, чтобы договориться о продаже имения. Деревня и хозяйский дом находятся в сильном запустении. Сговорились за 35 тысяч рублей. Затем поехали к Платонову, где Чичиков знакомится с его братом Василием. Выясняется, что у того неприятности – сосед Леницин захватил пустошь. Павел Иванович вызывается помочь в этой проблеме и переговорить с обидчиком. У Леницина Чичиков заводит свой фирменный разговор о покупке мертвых душ. Хозяин сомневается, но тут появляется его жена с годовалым сыном. Павел Иванович начинает играть с ребенком, и тот «помечает» новый фрак Чичикова. Чтобы замять неприятность, Леницин соглашается на сделку.

«Мертвые души» — это сложное произведение с многоуровневым текстом, где могут заплутать даже опытные читатели. Поэтому никому не повредит краткий пересказ поэмы Гоголя по главам, а также ее , который поможет ученикам проникнуть в масштабные замыслы автора.

Замечания по поводу всего текста или изображения того или иного сословия он просит прислать ему лично, за что он будет благодарен.

Глава первая

Бричка Павла Ивановича Чичикова (вот его ) — коллежского советника — в сопровождении слуг Селифана и Петрушки заезжает в город NN. Описание Чичикова довольно типично: он не красивый, но и не дурной наружности, не тонкий, но и не толстый, не молодой, но и не старый.

Чичиков, проявляя мастерское лицемерие и умение к каждому найти подход, знакомится со всеми важными чиновниками и производит на них приятное впечатление. У губернатора он знакомится с помещиками Маниловым и Собакевичем, а у полицеймейстера – с Ноздревым. Всем он обязуется нанести визит.

Глава вторая

Автор пишет о слугах Чичикова: Петрушке и пьющем кучере Селифане. Павел Иванович едет к Манилову (вот его ), в деревню Маниловку. В манерах и портрете помещика все было слишком слащаво, он думает только об абстрактных вещах, никак не может дочитать одну книгу и мечтает построить каменный мост, но только на словах.

Манилов живет здесь с женой и двумя детьми, которых зовут Алкид и Фемистоклюс. Чичиков говорит, что хочет приобрести у него «мертвые души» — умерших крестьян, которые до сих пор находятся в ревизских списках. Он ссылается на желание избавить новообретенного приятеля от уплаты налогов. Помещик после недолгого испуга с радостью соглашается отдать их гостю бесплатно. Павел Иванович поспешно покидает его и едет к Собакевичу, довольный удачным началом своего предприятия.

Глава третья

По дороге к дому Собакевича вследствие невнимательности кучера Селифана бричка заезжает далеко от верной дороги и попадает в аварию. Чичиков вынужден проситься на ночлег к помещице Настасье Петровне Коробочке (вот ее ).

Старуха чересчур бережлива, непроходимо глупа, но очень успешна. В ее имении царит порядок, она ведет торговые дела со многими купцами. Вдова хранит у себя все старые вещи и с подозрением принимает гостя. Утром Чичиков попробовал заговорить о «мертвых душах», но Настасья Петровна долго не могла понять, как можно торговать мертвыми. Наконец, после небольшого скандала, раздраженный чиновник совершает сделку и отправляется в путь на отремонтированной бричке.

Глава четвертая

Чичиков заходит в трактир, где встречает помещика Ноздрева (вот его ). Он заядлый игрок, любитель придумывать небылицы, кутила и болтун.

Ноздрев зовет Чичикова в свое имение. Павел Иванович спрашивает его о «мертвых душах», но помещик допытывается о цели такой необычной покупки. Он предлагает герою купить вместе с душами другие дорогие товары, но все заканчивается ссорой.

На следующее утро азартный Ноздрев предлагает гостю сыграть в шашки: приз – «мертвые души». Чичиков замечает мошенничество помещика, после чего сбегает от опасности драки, благодаря вошедшему капитану-исправнику.

Глава пятая

Бричка Чичикова наезжает на карету, что вызывает небольшую задержку. Симпатичная девушка, примеченная Павлом Ивановичем, позже окажется губернаторской дочкой. Герой подъезжает к огромной деревне Собакевича (вот его ), в его доме все имеет внушительные размеры, как и сам хозяин, которого автор сравнивает с неуклюжим медведем. Особенно характерна деталь: массивный грубо сколоченный стол, который отражает нрав хозяина.

Помещик грубо отзывается обо всех, о ком говорит Чичиков, вспоминая о Плюшкине, у которого без конца умирают крепостные из-за скупости хозяина. Собакевич спокойно назначает высокую цену за умерших крестьян, сам начинает говорить о продаже. После долгих торгов Чичикову удается купить несколько душ. Бричка отправляется к помещику Плюшкину.

Глава шестая

Деревня Плюшкина имеет убогий вид: окна без стекол, сады заброшены, дома обросли плесенью. Чичиков принимает хозяина за старую ключницу. Плюшкин (вот его ), похожий на нищего, проводит гостя в пыльный дом.

Это единственный помещик, о прошлом которого рассказывает автор. Жена и младшая дочь барина умерли, остальные дети покинули его. Дом опустел, и Плюшкин постепенно опустился до такого жалкого состояния. Он рад избавиться от мертвых крестьян, чтобы не платить за них налоги, и с радостью продает их Чичикову по низкой цене. Павел Иванович уезжает обратно в NN.

Глава седьмая

Чичиков по пути рассматривает собранные записи и замечает разнообразие имен умерших крестьян. Он встречает Манилова и Собакевича.

Председатель палаты быстро оформляет документы. Чичиков сообщает, что купил крепостных на вывод, в Херсонскую губернию. Чиновники празднуют успех Павла Ивановича.

Глава восьмая

Огромные приобретения Чичикова становятся известными на весь город. Распространяются разные слухи. Павел Иванович находит у себя анонимное письмо любовного содержания.

На балу у губернатора он встречает девушку, которую видел по дороге к Собакевичу. Он увлекается губернаторской дочкой, забыв о других дамах.

Внезапное появление пьяного Ноздрева чуть не срывает план Чичикова: помещик начинает рассказывать всем, как путешественник покупал у него умерших крестьян. Его выводят из зала, после чего Чичиков покидает бал. В это же время Коробочка едет узнавать у знакомых, правильную ли цену назначил ее гость за «мертвые души».

Глава девятая

Приятельницы Анна Григорьевна и Софья Ивановна сплетничают о приезжем чиновнике: они думают, что Чичиков приобретает «мертвые души», чтобы понравиться губернаторской дочери или похитить ее, в чем Ноздрев может стать его сообщником.

Помещики боятся наказания за аферу, поэтому оставляют сделку в тайне. Чичикова не приглашают на обеды. В городе все заняты новостью, что где-то в губернии скрывается фальшивомонетчик и разбойник. Подозрение сразу падает на скупщика мертвых душ.

Глава десятая

У полицеймейстера ведутся споры, кто же такой Павел Иванович. Некоторые думают, что он Наполеон. Почтмейстер уверен, что это не кто иной, как капитан Копейкин, и рассказывает его историю.

Когда капитан Копейкин воевал в 1812 году, он потерял ногу и руку. Он приехал в Петербург, чтобы просить помощи у губернатора, но встречу несколько раз переносили. У солдата вскоре закончились деньги. В результате ему советуют вернуться домой и ждать помощи государя. Вскоре после его отъезда в рязанских лесах появились разбойники, атаман у которых, по всем признакам, — капитан Копейкин.

Но у Чичикова есть все руки и ноги, поэтому все понимают, что эта версия ошибочна. Из-за волнения умирает прокурор, Чичиков третий день простужен и не выходит из дома. Когда он выздоравливает, ему отказывают в приеме у губернатора, так же с ним обходятся и другие. Ноздрев говорит ему о слухах, хвалит за идею похитить губернаторскую дочку и предлагает свою помощь. Герой понимает, что надо срочно убегать из города.

Глава одиннадцатая

Утром после небольших задержек с приготовлениями Чичиков отправляется в путь. Он видит, как хоронят прокурора. Павел Иванович покидает город.

Автор рассказывает о прошлом Чичикова. Он родился в дворянской семье. Его отец часто напоминал сыну о том, что надо всем угождать и беречь каждую копейку. В училище Павлуша уже умел зарабатывать, например, продавая пирожки и показывая за плату выступления дрессированной мыши.

Потом он стал служить в казенной палате. Павел Иванович пробился на высокую должность, объявив старому чиновнику, что собирается жениться на его дочери. На всех должностях Чичиков пользовался служебным положением, из-за чего однажды попал под суд за дело о контрабанде.

Однажды Павел Иванович загорелся идеей закупить «мертвые души», чтобы попросить себе для их размещения Херсонскую губернию. Тогда он мог бы получить большие деньги под залог несуществующих людей и нажить себе большое состояние.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Неделю Чичиков провел в городе, делая визи­ты чиновникам. После этого он решил воспользо­ваться приглашениями помещиков. Отдав распо­ряжения слугам еще с вечера, Павел Иванович проснулся очень рано. Было воскресенье, а потому по давней своей привычке он вымылся, вытерся с ног до головы мокрой губкой, до лоска выбрил ще­ки, надел фрак брусничного цвета, шинель на боль­ших медведях и сошел с лестницы. Довольно скоро показался шлагбаум, указывающий на окончание мостовой. Ударившись последний раз головой о ку­зов, Чичиков понесся по мягкой земле.

На пятнадцатой версте, на которой, по словам Манилова, должна была находиться его деревня, Павел Иванович забеспокоился, поскольку ника­кой деревни не было и в помине. Проехали шест­надцатую версту. Наконец навстречу бричке по­пались два мужика, которые указали правильное направление, пообещав, что через версту и будет Маниловка. Проехав еще около шести верст, Чи­чиков вспомнил, что «если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст, то значит, что к ней есть верных тридцать».

Деревня Маниловка ничего особенного собой не представляла. Господский дом стоял на возвыше­нии, доступный всем ветрам. Покатый склон горы был покрыт подстриженным дерном, на котором выделялось несколько круглых клумб на англий­ский манер. Видна была деревянная беседка с го­лубыми колоннами и надписью «храм уединенно­го размышления».

Манилов встретил гостя на крыльце, тут же новоиспеченные приятели крепко расцеловались. Про характер хозяина было трудно сказать что- либо определенное: «Есть род людей, известных под именем люди так себе, ни то, ни сe, ни в горо­де Богдан, ни в селе Селифан… Черты его были не лишены приятности, но в эту приятность, каза­лось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее распо­ложения… В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: “Какой приятный и добрый человек!” В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: “Черт знает что такое!” - и отойдешь подальше; если не отой­дешь, почувствуешь скуку смертельную». Хозяй­ством Манилов практически не занимался, а дома большей частью молчал, предаваясь размышле­ниям и мечтам. То он задумывал построить от до­ма подземный ход, то соорудить каменный мост, на котором бы располагались купеческие лавки.

Однако все это так и оставалось только бесплотны­ми мечтами. В доме всегда чего-нибудь недоста­вало. К примеру, в гостиной с прекрасной мебелью, обтянутой щегольской шелковой материей, стоя­ли два кресла, на которых ткани не хватило. В не­которых комнатах вообще не было мебели. Одна­ко это нисколько не огорчало хозяев.

Несмотря на то что уже минуло более восьми лет их супружеству, они выказывали заботу друг о друге: один приносил другому или кусочек яб­лока, или конфетку и нежным голосом просил ра­зинуть ротик.

Проходя в гостиную, приятели остановились в дверях, упрашивая друг друга пройти вперед, пока наконец не решили войти боком. В комнате их встретила симпатичная молодая женщина, жена Манилова. Во время взаимных любезностей хозяин бурно выражал радость по поводу прият­ного посещения: «А вот вы наконец и удостоили нас своим посещением. Уж такое, право, достави­ли наслаждение… майский день… именины сердца». Это несколько обескуражило Чичикова. Во время беседы супружеская пара и Павел Иванович пе­ребрали всех чиновников, превознося и отмечая у каждого только приятные стороны. Далее гость и хозяин принялись признаваться друг другу в иск­реннем расположении или даже в любви. Неиз­вестно, до чего бы это дошло, если бы не слуга, до­ложивший, что кушанье готово.

Обед прошел не менее приятно, чем беседа. Чи­чиков познакомился с детьми Манилова, которых звали Фемистоклюс и Алкид.

После обеда Павел Иванович и хозяин уедини­лись в кабинете для делового разговора. Гость стал расспрашивать, много ли умерло крестьян со вре­мен последней ревизии, на что Манилов не мог дать вразумительного ответа. Вызвали приказчи­ка, который также не был осведомлен на этот счет. Слуге приказали составить поименный спи­сок всех умерших крепостных крестьян. Когда приказчик вышел, Манилов поинтересовался у Чичикова причиной странного вопроса. Гость ответил, что хотел бы купить умерших крестьян, которые по ревизии числились как живые. Хо­зяин не сразу Поверил в то, что услышал: «как ра­зинул рот, так и остался с разинутым ртом в про­должение нескольких минут». Манилов так и не понял, зачем Чичикову мертвые души, однако не мог отказать гостю. Более того, когда речь зашла о составлении купчей, гость любезно предложил дарственную на всех умерших крестьян.

Увидев неподдельную радость гостя, хозяин был совсем растроган. Приятели долго жали друг дру­гу руки, причем Чичиков под конец уже не знал, как свою освободить. Закончив дела, гость стал спешно собираться в дорогу, поскольку хотел еще успеть наведаться к Собакевичу. Проводив гостя, Манилов пребывал в самом благодушном распо­ложении духа. Его мысли были заняты мечтами о том, как они с Чичиковым становятся хорошими приятелями и государь жалует их генеральским чином, узнав об их дружбе. Манилов снова мыс­ленно возвращается к просьбе гостя, но так и не может объяснить ее себе.

Здесь искали:

• мертвые души 2 глава краткое содержание
• краткое содержание 2 главы мертвые души
• краткое содержание мертвые души 2 глава

Вот уже более полутора веков не исчезает интерес к удивительному произведению, которое написал Н. В. Гоголь. «Мертвые души» (краткий пересказ по главам дается ниже) - поэма о современной писателю России, ее пороках и недостатках. К сожалению, многие вещи, описанные в первой половине XIX века Николаем Васильевичем, все еще существуют, что делает произведение актуальным и сегодня.

Глава 1. Знакомство с Чичиковым

В губернский город NN въехала бричка, в которой сидел господин обычной наружности. Она остановилась у трактира, где можно было снять комнату за два рубля. Селифан, кучер, и Петрушка, лакей, внесли в комнату чемодан и ларчик, чей вид указывал на то, что они часто бывали в пути. Так можно начать краткий пересказ «Мертвых душ».

1 глава знакомит читателя с приезжим - коллежским советником Чичиковым Павлом Ивановичем. Он сразу же направился в залу, где заказал обед и стал расспрашивать слугу о местных чиновниках и помещиках. А на следующий день герой нанес визиты всем важным лицам города, включая губернатора. При знакомстве Павел Иванович сообщал, что ищет для себя новое место жительства. Он производил весьма приятное впечатление, так как мог польстить и выказать уважение каждому. В результате Чичиков сразу же получил массу приглашений: на вечеринку к губернатору и на чай к другим чиновникам.

Краткий пересказ первой главы «Мертвых душ» продолжается описанием приема у градоначальника. Автор дает красноречивую оценку высшему обществу города NN, сравнивая гостей губернатора с мухами, носящимися над рафинадом. Также Гоголь замечает, что все мужчины здесь, впрочем, как и везде, делились на "тонких" и "толстых" - к последним он отнес главного героя. Положение первых являлось нестабильным и неустойчивым. Зато вторые если уж куда сядут, то навсегда.

Для Чичикова вечер прошел с пользой: он познакомился с состоятельными помещиками Маниловым и Собакевичем и получил от них приглашение в гости. Главный вопрос, который интересовал Павла Ивановича в разговоре с ними, был о том, сколько душ они имеют.

В следующие несколько дней приезжий посетил чиновников и очаровал всех знатных жителей города.

Глава 2. У Манилова

Прошло больше недели, и Чичиков решил наконец навестить Манилова и Собакевича.

Краткий пересказ 2 главы «Мертвых душ» нужно начать слуги героя. Петрушка был неразговорчив, но любил читать. Еще он никогда не раздевался и всюду носил свой особый запах, что вызывало недовольство Чичикова. Так пишет о нем автор.

Но вернемся к герою. Он проехал довольно много, прежде чем завидел имение Манилова. Двухэтажный господский дом возвышался одиночкой на украшенном дерном юру. Его окружали кустарники, клумбы, пруд. Особое внимание привлекала беседка со странной надписью «Храм уединенного размышления». Крестьянские избы выглядели серыми и запущенными.

Краткий пересказ «Мертвых душ» продолжается описанием встречи хозяина и гостя. Улыбающийся Манилов расцеловал Павла Ивановича и пригласил в дом, который внутри был так же не обустроен, как и все имение. Так, одно кресло стояло не обтянутым, а на подоконнике в кабинете хозяин выкладывал горки пепла из трубки. Помещик все мечтал о каких-то проектах, которые оставались нереализованными. При этом не замечал, что его хозяйство все больше приходило в упадок.

Особо Гоголь отмечает отношения Манилова с женой: они ворковали, стараясь во всем доставить удовольствие друг другу. Чиновники города были для них прекраснейшими людьми. А своим детям они дали странные античные имена и за обедом все пытались показать их образованность. В целом, рассказывая о помещике, автор подчеркивает следующую мысль: от внешнего облика хозяина исходило столько слащавости, что первое впечатление о его привлекательности быстро менялось. И к концу встречи уже казалось, что Манилов - ни то ни се. Такую характеристику этого героя дает автор.

Но продолжим кратчайший пересказ. Мертвые души вскоре стали предметом разговора гостя и Манилова. Чичиков просил продать ему умерших крестьян, которые по ревизским документам еще числились живыми. Хозяин сначала растерялся, а потом отдал их гостю просто так. Он никак не мог взять денег с такого хорошего человека.

Глава 3. Коробочка

Попрощавшись с Маниловым, Чичиков направился к Собакевичу. Но по дороге заблудился, попал под дождь и уже затемно оказался в какой-то деревне. Его встретила сама хозяйка - Настасья Петровна Коробочка.

Герой хорошо выспался на мягкой перине и, проснувшись, заметил свое вычищенное платье. В окно он увидел много птиц и крепкие крестьянские избы. Обстановка комнаты и поведение хозяйки свидетельствовали о ее бережливости и экономности.

Во время завтрака Чичиков, не церемонясь, завел разговор об умерших крестьянах. Настасья Петровна сначала не понимала, как можно продать несуществующий товар. Потом все боялась продешевить, говоря, что дело для нее новое. Коробочка была не так проста, как казалось поначалу, - к такой мысли подводит краткий пересказ «Мертвых душ». Глава 3 заканчивается тем, что Чичиков пообещал помещице купить осенью мед и пеньку. После этого гость и хозяйка наконец сговорились в цене и заключили купчую.

Глава 4. Ссора с Ноздревым

От дождя дорогу так размыло, что к полудню коляска выбралась на столбовую. Чичиков решил заехать в трактир, где встретил Ноздрева. Они познакомились у прокурора, и сейчас помещик вел себя так, будто Павел Иванович являлся его лучшим приятелем. Не имея никакой возможности отделаться от Ноздрева, герой отправился к нему в имение. О неприятности, которая там вышла, вы узнаете, если прочитаете дальнейший краткий пересказ «Мертвых душ».

4 глава знакомит читателя с помещиком, заслужившим славу дебошира и зачинщика скандалов, игрока и менялы. «Свинтус» и другие подобные слова являлись обычными в его лексиконе. Ни одна встреча с этим человеком не заканчивалась мирно, и больше всего доставалось людям, имевшим несчастье познакомиться с ним близко.

По приезде Ноздрев повел своего зятя и Чичикова смотреть пустые стойла, псарню, поля. Наш герой чувствовал себя разбитым и разочарованным. Но главное было впереди. За обедом произошла ссора, получившая продолжение на следующее утро. Как показывает кратчайший пересказ, мертвые души стали этому причиной. Когда Чичиков завел разговор, ради которого ездил к помещикам, Ноздрев с легкостью пообещал подарить ему несуществующих крестьян. От гостя требовалось лишь купить у него коня, шарманку и собаку. А утром хозяин предложил сыграть на души в шашки и стал жульничать. Обнаруживший это Павел Иванович едва не был побит. Трудно описать, как он обрадовался появлению в доме капитана-исправника, приехавшего арестовать Ноздрева.

Глава 5. В доме Собакевича

По дороге произошла еще одна неприятность. Неразумность Селифана стала причиной того, что коляска Чичикова столкнулась с другой повозкой, в которую были впряжены шесть лошадей. В распутывании лошадей приняли участие прибежавшие из деревни мужики. А сам герой обратил внимание на милую белокурую барышню, сидевшую в коляске.

Краткий пересказ «Мертвых душ» Гоголя продолжается описанием встречи с Собакевичем, которая наконец-то состоялась. Представшие перед глазами героя деревня и дом были велики. Все отличалось добротностью и долговечностью. Сам помещик напоминал медведя: и внешностью, и походкой, и цветом одежды. Да и все предметы в доме походили на хозяина. Собакевич был немногословен. За обедом ел много, а о градоначальниках отзывался негативно.

Предложение продать мертвые души он воспринял спокойно и сразу же выставил довольно высокую цену (два рубля с половиной), так как все крестьяне у него были записаны и каждый из них обладал каким-то особенным качеством. Это не очень понравилось гостю, но он принял условия.

Затем Павел Иванович направился к Плюшкину, о котором узнал от Собакевича. По словам последнего, крестьяне у него гибли, как мухи, и герой надеялся выгодно приобрести их. Правильность этого решения подтверждает краткий пересказ ("Мертвые души").

6 глава. Заплатанной

Такое прозвище дал барину мужик, у которого Чичиков спросил дорогу. И внешний вид Плюшкина его вполне оправдывал.

Проехав по странным ветхим улочкам, говорившим о том, что некогда здесь было крепкое хозяйство, коляска остановилась у господского дома-инвалида. Во дворе стояло некое существо и ссорилось с мужиком. Невозможно было сразу определить его пол и должность. Увидев на поясе связку с ключами, Чичиков решил, что это ключница, и велел позвать хозяина. Каким же было его удивление, когда он узнал: перед ним стоит один из самых богатых помещиков в округе. Во внешности Плюшкина Гоголь обращает внимание на живые бегавшие глаза.

Краткий пересказ «Мертвых душ» по главам позволяет отметить лишь существенные черты помещиков, ставших героями поэмы. Плюшкин выделяется тем, что автор рассказывает историю его жизни. Когда-то он был экономным и гостеприимным хозяином. Однако после смерти жены Плюшкин становился все скупее. В итоге сын застрелился, так как отец не помог выплатить долги. Одна дочь сбежала и получила вслед проклятия, другая - умерла. С годами помещик превратился в такого скрягу, что подбирал на улице весь мусор. Он сам и его хозяйство превратились в гниль. Гоголь называет Плюшкина «прорехой на человечестве», причину чего, к сожалению, не в полной мере может объяснить краткий пересказ.

Мертвые души Чичиков купил у помещика по очень выгодной для себя цене. Достаточно было сказать Плюшкину, что это освобождает его от уплачивания пошлины за давно не существующих крестьян, как он с радостью на все согласился.

Глава 7. Оформление документов

Чичиков, вернувшийся в город, поутру проснулся в хорошем расположении духа. Он сразу же бросился пересматривать списки купленных душ. Особенно его заинтересовала бумага, составленная Собакевичем. Помещик давал полную характеристику каждому мужику. Перед героем словно оживают русские крестьяне, в связи с чем он пускается в рассуждения об их нелегкой судьбе. У всех, как правило, одна участь - тянуть лямку до конца своих дней. Спохватившись, Павел Иванович засобирался в палату для оформления документов.

Краткий пересказ «Мертвых душ» переносит читателя в мир чиновников. На улице Чичиков встретил Манилова, все так же заботливого и добродушного. А в палате, к его счастью, оказался Собакевич. Павел Иванович долго ходил из одного кабинета в другой и терпеливо объяснял цель визита. Наконец он дал взятку, и дело тут же завершили. А легенда героя о том, что он берет крестьян на вывоз в Херсонскую губернию, ни у кого не вызвала вопросов. Уже в конце дня все отправились к председателю, где пили за здоровье нового помещика, желали ему удачи и обещали найти невесту.

Глава 8. Обстановка накаляется

Слухи о крупной покупке крестьян вскоре разлетелись по всему городу, и Чичикова стали считать миллионером. Ему всюду оказывали знаки внимания, тем более что герой, как показывает краткий пересказ «Мертвых душ» по главам, мог легко расположить к себе людей. Однако вскоре случилось непредвиденное.

Губернатор давал бал, и в центре внимания, конечно же, был Павел Иванович. Теперь уже ему все желали угодить. Вдруг герой заметил ту самую молодую даму (она оказалась дочерью губернатора), с которой познакомился по дороге от Коробочки к Ноздреву. Она еще при первой встрече очаровала Чичикова. И теперь все внимание героя было обращено на девушку, что вызвало гнев других дам. Они в одночасье увидели в Павле Ивановиче страшнейшего врага.

Вторая неприятность, которая случилась в этот день, - на балу появился Ноздрев и стал рассказывать о том, что Чичиков скупает души умерших крестьян. И хотя его словам никто не придал значения, Павел Иванович весь вечер чувствовал себя неловко и раньше времени вернулся в свой номер.

Коробочка после отъезда гостя все гадала, не продешевила ли она. Измучившись, помещица решила ехать в город, чтобы узнать, почем нынче продаются умершие крестьяне. О последствиях этого расскажет следующая глава (ее краткий пересказ). "Мертвые души" Гоголь продолжает описанием того, как неудачно стали развиваться события для главного героя.

9 глава. Чичиков в центре скандала

На следующее утро встретились две дамы: одна - просто приятная, другая - приятная во всех отношениях. Они обсуждали последние новости, главной из которых стал рассказ Коробочки. Дадим его очень краткий пересказ (мертвых душ это касалось напрямую).

По словам гостьи, первой дамы, Настасья Петровна остановилась в доме своей приятельницы. Ей-то она и поведала о том, как вооруженный Павел Иванович ночью явился в имение и стал требовать продать ему души умерших. Вторая дама добавила, что о подобной покупке ее муж слышал от Ноздрева. Обсудив происшествие, женщины решили, что все это только прикрытие. Истинная же цель Чичикова - похитить губернаторскую дочь. Они тут же поделились догадкой с вошедшим в комнату прокурором и отправились в город. Вскоре все его жители разделились на две половины. Дамы обсуждали версию похищения, а мужчины - покупку мертвых душ. Губернаторша приказала слугам Чичикова на порог не пускать. А чиновники собрались у полицмейстера и пытались найти объяснение случившемуся.

10 глава. История о Копейкине

Перебрали множество вариантов того, кем мог быть Павел Иванович. Вдруг почтмейстер воскликнул: «Капитан Копейкин!» И поведал историю жизни таинственного человека, о котором присутствующие ничего не знали. Ей-то и продолжим краткий пересказ 10 главы «Мертвых душ».

В 12-м году Копейкин лишился на войне руки и ноги. Зарабатывать сам не мог и потому отправился в столицу просить заслуженной помощи у монарха. В Петербурге остановился в трактире, нашел комиссию и стал ждать приема. Вельможа сразу приметил инвалида и, узнав о его проблеме, посоветовал подойти через несколько дней. В следующий раз заверил, что скоро все непременно решится и пенсион назначат. А при третьей встрече так ничего и не получивший Копейкин поднял шум и был выдворен из города. Никто точно не знал, куда вывезли инвалида. Но когда на Рязанщине появилась шайка разбойников, все решили, что ее главарь - не кто иной, как… Далее все чиновники сошлись на том, что Чичиков не может быть Копейкиным: у него и рука, и нога на месте. Кто-то предположил, что Павел Иванович - Наполеон. Еще немного порассуждав, чиновники разошлись. А прокурор, придя домой, умер от потрясения. На этом краткий пересказ «Мертвых душ» подходит к финалу.

Все это время виновник скандала сидел в номере больной и удивлялся, что его никто не навещает. Почувствовав себя немного лучше, он решил отправиться с визитами. Но у губернатора Павла Ивановича не приняли, а остальные явно избегали встречи. Все объяснил приход в гостиницу Ноздрева. Он-то и сообщил, что Чичикова обвиняют в подготовке похищения и изготовлении фальшивых ассигнаций. Павел Иванович тут же приказал Петрушке и Селифану подготовиться к отъезду ранним утром.

Глава 11. История жизни Чичикова

Однако герой проснулся позже, чем планировал. Потом Селифан заявил, что нужно Наконец тронулись в путь и по дороге встретили траурную процессию - хоронили прокурора. Чичиков спрятался за занавеской и тайком рассматривал чиновников. Но те его даже не заметили. Сейчас их заботило другое: каким будет новый генерал-губернатор. В итоге герой решил, что встретить похороны - это хорошо. И коляска поехала вперед. А автор приводит историю жизни Павла Ивановича (далее дадим ее краткий пересказ). Мертвые души (11 глава на это указывает) пришли в голову Чичикову неслучайно.

Детство Павлуши трудно назвать счастливым. Мать рано умерла, а отец часто его наказывал. Потом Чичиков-старший отвез сына в городское училище и оставил жить у родственницы. При прощании дал несколько советов. Учителям угождать. Дружить только с богатыми одноклассниками. Никого не угощать, а устраивать все так, чтобы самого угощали. И главное - беречь копеечку. Павлуша исполнил все заветы отца. К оставленному при расставании полтиннику вскоре добавил свои заработанные. Учителей покорил прилежанием: никто не мог так примерно сидеть на уроках, как он. И хотя получил хороший аттестат, работать начал с самых низов. К тому же после смерти отца в наследство достались лишь ветхий домик, который Чичиков продал за тысячу, и слуги.

Поступив на службу, Павел Иванович проявил невероятное усердие: работал много, спал в канцелярии. При этом всегда прекрасно выглядел и всем угождал. Узнав, что у начальника есть дочь, стал ухаживать за ней, и дело даже пошло к свадьбе. Но как только Чичикова повысили, он съехал от начальника на другую квартиру, а о помолвке вскоре все как-то забыли. Это был самый трудный шаг на пути к цели. А мечтал герой о большом богатстве и важном месте в обществе.

Когда началась борьба со взяточничеством, Павел Иванович нажил первое состояние. Но все делал через секретарей и писарей, потому сам оставался чист и заслужил репутацию у руководства. Благодаря этому смог пристроиться на строительство - вместо планируемых зданий у чиновников, включая героя, появились новые дома. Но здесь Чичикова ждала неудача: приход нового начальника лишил и должности, и состояния.

Карьеру стал строить с самого начала. Чудом попал на таможню - благодатное место. Благодаря расторопности и угодничеству добился многого. Но вдруг поссорился с другом-чиновником (они вместе вели дела с контрабандистами), и тот написал донос. Павел Иванович снова остался ни с чем. Сумел припрятать только десять тысяч да двух слуг.

Выход из ситуации подсказал секретарь конторы, в которой Чичиков по долгу новой службы должен был заложить имение. Когда речь зашла о количестве крестьян, чиновник заметил: «Умерли, а в ревизских списках еще числятся. Одних не станет, другие народятся - все в дело годится». Тогда-то и пришла мысль покупать мертвые души. Доказать, что крестьян нет, будет трудно: Чичиков приобретал их на вывоз. Для этого и землю заранее приобрел в Херсонской губернии. А опекунский совет на каждую числящуюся душу рублей двести даст. Вот уже и состояние. Так читателю раскрываются замысел главного героя и суть всех его действий. Главное - быть осторожным, и все получится. Коляска неслась дальше, а Чичиков, любивший быструю езду, лишь улыбался.