Ещё о русском языке. Аналитические и синтетические языки.
Слон догоняет Моську. «Источник» действия - слон; действие «приложено» к Моське. Моська догоняет слона. Здесь Моська - источник действия; направлено оно на слона. Как мы об этом догадываемся? По окончаниям в словах. Если Моська - то это подлежащее, источник действия; Моську - это дополнение, не источник действия. Как ни перетасовывай слова в предложении, все равно слово Моську будет дополнением: Моську догнал слон. Догнал слон Моську… Порядок слов не показывает, где подлежащее, где дополнение. Показывают это окончания: -а, -у в слове Моська, нулевое и -а в слове слон.
Вот слово из какого-то нам неизвестного предложения: волну. Подлежащее это или нет? Ясно, что не подлежащее: само слово, своим составом, окончанием -у, говорит, что оно - дополнение.
Итак, грамматические значения могут выражаться в самом слове, в его строении, например с помощью окончаний, или грамматических чередований, или удвоения основы… Но эти же грамматические значения могут находить свое выражение и вне слова - в предложении. Пример - английские предложения: A dog runs down an elephant - Собака догоняет слона; An elephant runs down a dog - Слон догоняет собаку. Кто кого догоняет - узнаем только из всего предложения, об этом говорит порядок слов, и только он. Есть языки, где грамматические значения выражаются главным образом внутри слова: латинский, древнегреческий, русский, польский, финский… Такие языки называются синтетическими: у них в слове объединяются, образуют синтез, лексические и грамматические значения. Есть языки, где грамматические значения выражаются главным образом вне слова, в предложении: английский, французский и все изолирующие языки (см. Изолирующие языки), например вьетнамский. Такие языки называются аналитическими, у них слово - передатчик лексического значения, а грамматические значения передаются отдельно: порядком слов в предложении, служебными словами, интонацией...
Одни языки явно имеют пристрастие выражать грамматические значения средствами предложения, преимущественно используя аналитические показатели, а другие сосредоточивают эти показатели внутри слова.
Нет абсолютно синтетических языков, т. е. таких, которые бы не прибегали к грамматическому анализу. Так, русский язык синтетический, но в нем используются многие служебные слова - союзы, предлоги, частицы, грамматическую роль играет интонация. С другой стороны, и полностью аналитические языки - редкость. Даже во вьетнамском языке некоторые служебные слова имеют наклонность приближаться к положению аффикса.
Языки изменяются. Например, русский язык, отчетливо синтетический, обнаруживает медленное движение в сторону аналитизма. Это движение микроскопично, оно проявляется в незначительных деталях, но этих деталей - ряд, а других деталей, показывающих проти-водвижение, т. е. действующих в пользу усиления синтеза, нет. Вот пример: вместо формы граммов, килограммов (родительного падежа множественного числа) в бытовой речи часто употребляется - в роли этого падежа - форма без -ов: триста грамм сыра, пять килограмм картошки. Строгая литературная норма требует в этих случаях граммов, килограммов. Новые, недавно получившие распространение единицы измерения в системе СИ тоже имеют в родительном падеже множественного числа форму, равную форме именительного падежа: сто бит, эман, гаусс, ангстрем и т. д., причем уже в качестве нормы. Разница как будто небольшая - сказать граммов или грамм. Но заметьте: граммов - сама форма говорит, что это родительный падеж множественного числа. Грамм - это форма именительного падежа единственного числа и родительного падежа множественного числа. Различить их можно только в предложении. Следовательно, точное указание на падеж перелагается с «плеч» слова на «плечи» предложения. Факт частный, это - незначительная деталь, но многие детали слагаются в общую картину: аналитические тенденции в русском языке XX в. усиливаются.
Оказалось, что чем моложе поколение, тем более склонно оно использовать аналитические конструкции - в случаях, когда язык дает возможность выбирать между аналитизмом и синтетизмом. Все это вместе позволяет говорить, что русский литературный язык последнего столетия медленно накапливает черты аналитизма. Как далеко зайдет это движение?
Будет ли продолжаться оно в будущем? Предсказать трудно. Но нет сомнения, что - при крайне медленном темпе изменений - наш язык в течение ближайших столетий будет оставаться ярко синтетическим.
// Энциклопедический словарь филолога (языкознание)
/Сост. М. В. Панов.- М.: Педагогика, 1984 - с.: 25-26
В языках мира существуют две основных группы способов выражения грамматических значений: 1) синтетические способы и 2) аналитические. Для синтетических способов характерно соединение грамматического показателя с самим словом (в этом мотивированность термина синтетический). Таким показателем, вносящим грамматическое значение ≪внутрь слова≫, могут быть окончание, суффикс, приставка, внутренняя флексия (т.е. чередование звуков в корне, например, теку - течет - поток), изменение ударения (ноги - ноги), супплетивное видоизменение основы слова (я - меня, хожу - иду, хороший - лучше), трансфикс (в семитских языках: состоящий из нескольких гласных комплекс, который ≪вплетается≫ в трехконсонантный корень, добавляя к нему лексико-грамматические и синтаксические значения и таким образом достраивая корень до требуемой словоформы), повтор морфемы.
Общей чертой аналитических способов является выражение грамматического значения за пределами слова, отдельно от него - например, с помощью предлогов, союзов, артиклей, вспомогательных глаголов и других служебных слов, а также с помощью порядка слов и общей интонации высказывания.
В большинстве языков есть и аналитические и синтетические средства выражения грамматических значений, однако их удельный вес бывает разным. В зависимости от того, какие способы преобладают, различают языки синтетического и аналитического типа. К синтетическим языкам принадлежат все славянские языки (кроме болгарского), санскрит, древнегреческий, латынь, литовский, якутский, немецкий, арабский, суахили и мн. др.
К языкам аналитического строя относятся все романские языки, болгарский, английский, датский, новогреческий, новоперсидский и мн. др. Аналитические способы в этих языках преобладают, однако в той или иной мере используются и синтетические и грамматические средства.
Языки, в которых почти отсутствуют возможности синтетического выражения ряда грамматических значений (как в китайском, вьетнамском, кхмерском, лаосском, тайском и др.), в начале XIX в. называли аморфными ("бесформенными"), т.е. как бы лишенными формы, но уже Гумбольдт назвал их изолирующими.
Было доказано, что эти языки отнюдь не лишены грамматической формы, просто ряд грамматических значений (именно синтаксические, реляционные значения) выражаются здесь отдельно, как бы ≪изолированно≫, от лексического значения слова.
Есть языки, в которых слово, напротив, оказывается настолько ≪переобремененным≫ разными служебными и зависимыми корневыми морфемами, что такое слово превращается по смыслу в предложение, но при этом остается оформленным как слово. Такое устройство ≪слова-предложения≫ называют инкорпорацией (лат. incorporatio - "включение в свой состав", от лат. in - "в" и corpus - "тело, единое целое"), а соответствующие языки - инкорпорирующие, или полисинтетические (некоторые индейские языки, чукотский, корякский и др.).
4. Морфологическая типология языков э.Сепира.
Новая типологическая классификация принадлежит американскому языковеду Э. Сепиру (1921). Считая, что все предшествующие классификации являются «аккуратным построением спекулятивного разума», Э. Сепир сделал попытку дать «концептуальную» классификацию языков, исходя из мысли, что «всякий язык есть оформленный язык», но что «классификация языков, построенная на различении отношений, чисто техническая» и что нельзя характеризовать языки только с одной какой-то точки зрения. Поэтому в основу своей классификации Э. Сепир ставит выражение разного типа понятий в языке: 1) корневые, 2) деривационные, 3) смешанно-реляционные и 4) чисто реляционные (См. гл. IV, § 43.). Последние два пункта понимать надо так, что значения отношений могут выражаться в самих словах (путем их изменения) совместно с лексическими значениями - это смешанно-реляционные значения; или отдельно от слов, например порядком слов, служебными словами и интонацией, - это чисто реляционные понятия.Второй аспект у Э. Сепира - это та самая «техническая» сторона выражения отношений, где все грамматические способы сгруппированы в четыре возможности:а) изоляция (т. е. способы служебных слов, порядка слов и интонации), b) агглютинация, с) фузия (автор сознательно разделяет два вида аффиксации, так как их грамматические тенденции очень различны) (Там же.) и d) символизация, где объединены внутренняя флексия, повтор и способ ударения. (В случае тонового ударения, например в языке шиллук (Африка) jit с высоким тоном - «ухо», а с низким - «уши» - очень схожий факт с чередованием гласных). Третий аспект - это степень «синтезирования» в грамматике в трех ступенях: аналитическая, синтетическая и полисинтетическая, т. е. от отсутствия синтеза через нормальное синтезирование к полисинтетизму как «сверхсинтезированию» (от греческогоpolys - «много» и synthesis - «соединение»). Из всего сказанного у Э. Сепира получается классификация языков, приведенная в таблице:
Основной тип |
Степень синтеза | ||
А. Простые чисто реляционные языки |
1) Изолирующий 2) Изолирующий с агглютинацией |
Аналитический |
Китайский, аннамский (вьетнамский), эве, тибетский |
Б. Сложные чисто реляционные языки |
1) Агглютинирующий, изолирующий |
Аналитический |
Полинезийские |
2) Агглютинирующий |
Синтетический |
Турецкий |
|
3) Фузионно-агглютинирующий |
Синтетический |
Классический тибетский |
|
4) Символический |
Аналитический | ||
В. Простые смешанно-реляционные языки |
1) Агглютинирующий |
Синтетический | |
2) Фузионный |
Аналитический |
Французский |
|
Б. Сложные смешанно-реляционные языки |
1) Агглютинирующий |
Полисинтетический | |
2) Фузионный |
Аналитический |
Английский, латинский, греческий |
|
3) Фузионный, символический |
Чуть синтетический |
Санскрит |
|
4) Символико-фузионный |
Синтетический |
Исчезновение безличных конструкций в языках индоевропейского происхождения представляется нам, в первую очередь, следствием анали- тизации, то есть перехода от синтетического строя к аналитическому. Для языков, тяготеющих к аналитическому устройству (французского, английского, итальянского, испанского, болгарского, датского), характерно выражение грамматических значений не формами самих слов, а интонацией предложения, служебными словами при знаменательных словах и порядком знаменательных слов. В синтетических языках (русском, древнегреческом, латинском, старославянском, литовском), напротив, грамматические значения выражаются в пределах самого слова (аффиксацией, внутренней флексией, ударением, супплетивизмом и т.д.). А.В. Шлегель называл следующие основные характеристики аналитических языков: 1) использование определённого артикля; 2) использование подлежащего-местоимения при глаголе; 3) использование вспомогательных глаголов; 4) использование предлогов вместо падежных окончаний; 5) использование перифрастических степеней сравнения с помощью наречий (Siemund, 2004, S. 170). Поскольку многие безличные конструкции являются наследием синтетического индоевропейского праязыка (см. ниже), их структура подразумевает существование обширной падежной системы, позволяющей чётко различать подлежащее и дополнение. При исчезновении соответствующих флексий неизменно выходят из употребления и зависящие от них импер- сональные конструкции. Те же, которые не зависят от разграничения субъекта и объекта, сохраняются (в частности, погодные типа Моросит), что противоречит тезису о смене иррационального типа мышления рациональным, якобы отразившейся в исчезновении имперсонала. Если сравнить современный английский со значительно более синтетичным древнеанглийским, окажется, что почти исчезнувшие на сегодня безличные обороты употреблялись раньше в несоизмеримо большем объёме. Вот некоторые из них. Природа: Hit friest (Морозит); Hit winterlamp;cep (Холодает, наступает зима); Nit hagolad (Идёт град); Hit rind (Идёт дождь); Hit smwd (Идёт снег); Hit blamp;wd (Дует (ветер)); Hit styrmd (Штормит); Hit lieht (Сверкает (молния)); Hitpunrad (Гремит (гром)); Hit (ge)widerap (Распогодилось); Hit leohtad/frumlieht/dagad (Светает); Hit sefenlamp;cd famp;fnad (Вечереет) и т.д. Физические и ментальные состояния:
С другой стороны, синтетические языки более склонны к применению аффиксации (Зеленецкий, Монахов, 1983, с. 109, 173-174, 190; Schneider, 2003, S. 76, 123; Гринберг, 1963). По данным Л.В. Саркисян, в среднестатистическом армянском тексте число используемых моделей морфемного строения в
ought to, used to; четыре последних называются полумодальными (McArthur, 1998, р. 57). Крупнейший немецкий словарь “Muret-Sanders e-GroBworterbuch Englisch” перечисляет 12 английских и 4 немецких вспомогательных глагола. М. Дейчбейн полагает, что английский глагол to want (хотеть) в контекстах типа следующих также используется в качестве модального: It wants to be done with patience (Этим надо заниматься терпеливо); The collars want washing (Воротнички надо постирать); What he wants is a good beating (Что ему надо, так это чтобы ему задали хорошей трёпки) (Deutschbein, 1953, S. 100). Степень синтетизма напрямую связана и со средней длиной слова (из- за более активного применения аффиксации и окончаний в синтетических языках): в русском она составляет 2,3 слога, в более аналитичном немецком - 1,6 слога, в ещё более аналитичном французском - 1,5 слога, в английском - 1,4 слога (Зеленецкий, 2004, с. 65) (по подсчётам Л.В. Саркисян, средняя длина английского слова составляет 1,34 слога (Саркисян, 2002, с. 15)). Ещё более «лаконичен» изолирующий китайский, где флексий нет вообще, то есть падеж, род и число практически не маркируются (Yinghong, 1993, S. 36, 38; Jespersen, 1894, р. 80), композиты почти не встречаются (Champneys, 1893, р. 58-59), a каждое слово состоит из одного слога и двух или трёх первичных фонем (Блумфилд, 2002, с. 192; Jespersen, 1894, р. 80). Если Евангелие на греческом содержит 39 000 слогов, Евангелие на английском - 29 000, то Евангелие на китайском - всего 17 000 (Jungraithmayr, 2004, S. 483). Изолирующие языки, к которым относится китайский, часто рассматриваются в качестве наиболее полного выражения аналитического строя. Дж. Миклджон отмечал, что существует целый пласт английской детской литературы, где все слова состоят из одного слога (для облегчения понимания), и что писать такие книги на английском несоизмеримо легче, чем на других индоевропейских языках (Meiklejohn, 1891, р. 322; cp. Bradley, 1919, р. 50-51, 77; Широкова, 2000, с. 137). По данным Л.В. Саркисян, простые слова в английском тексте со- 4/ ставляют почти /5 от всех слов текста, в армянском же к простым словам принадлежит только половина всех слов (Саркисян, 2002, с. 7-8). Для существительных эти показатели составляют 75 % в английском и 30 % в армянском, для глаголов - 80 % и 6 %. В армянском слово может содержать до 7 морфем (у частотных слов - не более четырёх), в английском - до 5 морфем (у частотных - не более двух). Диапазон длины слова в синтетическом армянском больше, чем в аналитическом английском: до 7 слогов в армянском, до 5 - в английском (Саркисян, 2002, с. 13). В русском языке односложных слов сравнительно мало, хотя и в славянских языках наблюдалось отмирание флексий: сначала при отпадении конечных согласных благодаря действию закона открытого слога, затем - благодаря осуществившемуся в конце общеславянского периода падению редуцированных кратких гласных - еров (Иванов, 2004, с. 40). Для сравнения: на каждые 100 словоформ в английском языке в среднем приходится 56 односложных, в то время как в русском и украинском языках их число равно 10 (Швачко и др., 1977, с. 13-14). В «Энциклопедии языка и лингвистики» отмечается, что слова во флективных языках длиннее слов в изолирующих языках и короче слов в агглютинативных языках; средняя длина слов во флективных языках - 2-3 слога (“Encyclopedia of Language and Linguistics”, 2006, р. 6952). Одна из универсалий «Архива универсалий» университета Констанц гласит: “Words tend to be longer if constituent order is free than if it is rigid” (“The Universals Archive”, 2007), что мы и наблюдаем в случае жёсткого порядка слов в английском и относительно свободного в русском. О связи имперсонала с количеством падежей скажем особо. С. Гримм пишет в статье “Subject-marking in Hindi/Urdu: A study in case and agency”, что исследования безличных конструкций в различных языках мира позволяют увидеть следующую универсальную тенденцию: если в том или ином языке развита падежная система, то высока вероятность оформления субъекта с низкой агентивностью или субъекта, подвергающегося какому-то воздействию, альтернативным падежом, не являющимся стандартным падежом подлежащего (Grimm, 2006, р. 27). В частности, у склонных к нестандартному оформлению субъектов может отсутствовать какое-то из следующих качеств или их комбинация: волитивность, осознанность совершаемого действия, воздействие на что-то при сохранении своих качеств, движение. Носители любого языка ставят под сомнение агентив- ность субъекта, если он не отдаёт себе отчёта в своих действиях (или находится в каком-то состоянии вопреки своей воле), не действует намеренно, по своему желанию, заметно для окружающих, с явным результатом для какого-то объекта и без видимого обратного воздействия на себя самого (Grimm, 2006, р. 29). Если субъект оформлен дативом, это может свидетельствовать об относительно пассивном характере субъекта, об осознанности воздействия на него и изменении каких-то его качеств. Например, в хинди и урду дативом оформляются субъекты при глаголах восприятия, мыслительной активности, долженствования, принуждения, потребности, необходимости и т.п., то есть при явном воздействии на человека извне каких-то обстоятельств, сил или других людей. Зачастую можно выбрать один из двух вариантов одной и той же конструкции, где номинативный обозначает в зависимости от контекста наличие или отсутствие волитивно- сти, а дативный - только отсутствие волитивности: хинди Tusaar khus huaa (Тушар стал счастливым) (ном.) - Tusaarko khusii huii (Тушар стал счастливым), дословно (Тушару случилось счастье) (дат.) (Grimm, 2006, р. 34). Важно отметить, что номинатив вовсе не маркирует агентивность, а только подразумевает её в определённом контексте; Гримм пишет по этому поводу: «В отличие от других падежей, номинатив может маркировать любую степень агентивности, то есть он не является маркером агентивности» (Grimm, 2006, р. 35). Это замечание позволит нам далее разобраться, почему номинативные языки типа английского вовсе не так агентивны, как утверждают многие современные этнолингвисты, исходя исключительно из оформления субъектов номинативом. Решающую роль играет не падеж субъекта, а контекст, и этот контекст может указывать на неволитивность действия или состояния субъекта вопреки оформлению именительным или общим падежом. Тот факт, что номинативные языки не могут маркировать эту разницу в значениях грамматически, свидетельствует об ограниченности языковых средств, о давлении языковой системы на носителей соответствующего языка, но никак не об их большей агентивности. Примечательно, что в языках, где смешались эргативные и номинативные структуры, для выражения большей степени волитивности / агентивности зачастую применяется эргативный падеж. М. Ониши сообщает о следующих универсальных закономерностях употребления безличных конструкций. В языках, где падежная система позволяет разграничивать стандартное и нестандартное оформление субъекта, нестандартное оформление часто встречается в случае так называемой низкой транзитивности, то есть когда, например, субъект неодушевлён или неясен, неопределён, а также в имперфекте, при стативном значении, в сослагательном наклонении (Onishi, 2001 a, р. 5; cp. Haspelmath, 2001, р. 56). Под стативным значением автор подразумевает описание состояний в противовес описанию действий. Чтобы пережить какое-то состояние, субъекту не требуется столько же воли и воздействия на внешний мир, сколько для производства какого-то действия; более того, субъект состояния часто может быть вообще неодушевлённым (Камень лежал), что в случае производителя переходного действия, скорее, исключение (предложения типа Камень разбил стакан обычно подразумевают, что действие всё-таки было совершено кем-то одушевлённым посредством какого-то неодушевлённого орудия). В стативных конструкциях вместо глаголов часто используются прилагательные и наречия. Далее М. Ониши упоминает в качестве особенно подверженных альтернативному оформлению субъекта группы глаголов с модальными значениями («нуждаться», «долженствовать», «мочь», «казаться», «хотеть»), глаголы с явным воздействием на субъект, имеющим для него физические последствия («иметь головную боль», «мёрзнуть», «чувствовать голод», «заболеть», «потеть», «трястись»), глаголы со слабой агентивностью субъекта и малозаметным или нулевым воздействием на объект («видеть», «слышать», «знать», «помнить», «думать», «нравиться», «ненавидеть», «сочувствовать», «скучать», «быть похожим»), глаголы психических состояний, чувств и эмоций («злиться», «грустить», «стыдиться», «удивляться»), глаголы, имеющие отношение к судьбе и случаю, глаголы обладания, нехватки, существования (Onishi, 2001 a, р. 25, 28). Если в определённом языке есть безличные конструкции с семантикой судьбы и случая, то в нём будут и безличные конструкции психических состояний, чувств, эмоций, конструкции восприятия и ментальной активности («видеть», «слышать», «знать», «вспоминать»), конструкции симпатии («нравиться», «ненавидеть», «сочувствовать», «скучать по...»), конструкции желания («хотеть»), необходимости («нуждаться», «долженствовать», «быть необходимым») и конструкции обладания, существования, недостатка («недоставать», «иметься») (Onishi, 2001 a, р. 42). Если в определённом языке субъект при глаголах желания может маркироваться нестандартно, то в этом же языке наверняка будут распространены безличные конструкции внутреннего состояния, чувств и эмоций; высока также вероятность распространённости безличных конструкций физического состояния и восприятия (Onishi, 2001 a, р. 43). Чаще всего альтернативным способом субъект маркируется в том случае, если действие совершается без его желания, независимо от его сознания и воли, если субъект не контролирует какое-то действие или состояние (Onishi, 2001 a, р. 36). Если субъект оформляется нестандартно, глагол обычно не согласуется с ним, а ставится в наиболее нейтральную форму типа русской 3 л. ед. ч. (Onishi, 2001 a, р. 6-7; cp. Bauer, 2000, р. 95). Следует подчеркнуть, что М. Ониши имеет в виду тенденции не только индоевропейских языков, но и всех языков мира. Даже в изолирующих языках, где флексий обычно нет, возможность каким-либо образом выражать датив подразумевает и наличие безличных конструкций в тех же значениях, что указаны выше, ср. яп. Kare ni wa sake ga nome nai (Он не может пить японское вино, дословно: Ему не можется...); «падежи» здесь маркируются частицами после существительных, если в данном случае вообще правомерно говорить о падежах. М. Хаспельмат во многом повторяет сказанное М. Ониши. Здесь мы отметим его объяснение нестандартной маркировки субъекта-экспе- риенцера в языках мира. Хаспельмат полагает, что стандартная маркировка независимо от языка относится, в первую очередь, к агенсу, точнее - к активному субъекту при переходном глаголе действия (Haspelmath, 2001, р. 59). Именно такой субъект является прототипическим, и все отклонения от него обычно каким-то образом маркируются. Делается это обычно либо дативными субъектами типа фр. Ce livre luiplait (Ему нравится эта книга), греч. (современный) Tu aresi afto to vivlio (Ему нравится эта книга) (экс- периенцер стоит в дативе, второе существительное - в номинативе, причём именно от него зависит форма глагола), либо экспериенцер оформляется обычным дополнением в аккузативе, а второе существительное - подлежащим-псевдоагенсом, ср. нем. Dieses Problem beunruhigt mich (Меня волнует эта проблема); либо экспериенцер оформляется так, будто он агенс, ср. англ. He hates this book (Он ненавидит эту книгу); «он» стоит в номинативе, то есть в стандартном падеже агенса, хотя подлежащее не несёт этой семантической роли. Первый экспериенцер называется дативным, второй - пациентивным, третий - агентивным (Haspelmath, 2001, р. 60). Европейские языки предпочитают прибегать к агентивному варианту; кельтские, кавказские и финно-угорские - к дативному, что объясняется полифункциональностью номинатива в европейских языках и наличием развитой падежной системы в остальных (Haspelmath, 2001, р. 61). Под полифункциональностью номинатива подразумевается, что он играет роль не только агенса, но и экспериенцера (I like her - Мне она нравится), и обладателя (I have it - Я имею это), и получателя (I got it - Я получил это), и местонахождения (The hotel houses 400 guests - Отель может разместить 400 гостей) (Haspelmath, 2001, р. 55). Хаспельмат приводит также любопытную статистику, демонстрирующую распределение агентивных и прочих экспериенцеров в 40 европейских языках (впрочем, «европейскость» некоторых языков можно поставить под сомнение). Проверялись глаголы со значениями «видеть», «забывать», «помнить», «мёрзнуть», «быть голодным», «хотеть пить», «иметь головную боль», «радоваться», «сожалеть» и «нравиться». Дативные экспериенцеры от пациентивных не отделялись. Все языки были распределены по шкале, где «0» обозначает, что все проверенные субъекты в макророли экспериенцера оформлены аген- тивно, «5» - что все экспериенцеры оформлены дативом или аккузативом (типа рус. Мне хочется, Меня тошнит). Вот результаты: английский (0,0)
Говоря о многочисленности безличных конструкций в русском языке, следует упомянуть и об его уникальности в плане приверженности синтетическому строю, так как именно развитость падежной системы делает возможной альтернативную маркировку субъекта. Хорошо известно, что многие синтетические языки индоевропейского происхождения за последние пять-шесть тысяч лет либо превратились в аналитические, либо вымерли. Например, в «Основах науки о языке» А.Ю. Мусорина (Мусорин, 2004) приводится всего три вымерших аналитических языка (бактрийский из иранской группы, далматинский из романской группы, корнский из кельтской группы, сейчас искусственно оживляемый) и 19 синтетических (см. приложение 1 b). Поскольку многие индоевропейские языки синтетического строя уже вымерли и ещё целый ряд вымирает, а движение от аналитических языков в сторону синтетических в индоевропейской семье не наблюдается вообще (cp. Жирмунский, 1940, с. 29; Hinrichs, 2004 b, S. 17-18; Haarmann, 2004, S. 82; van Nahl, 2003, S. 3; Мельников, 2000; Emerson, 1906, р. 160, 164; Широкова, 2000, с. 81; Рядченко, 1970), можно предположить, что ярко выраженная синтетичность русского языка в сочетании с его распространённостью является для данной группы языков феноменом единичным и уникальным. С конца ХХ в. в России наблюдается ренессанс этнолингвистических теорий, связывающих с синтетическим строем или его отдельными особенностями различные негативные характеристики русского менталитета: пассивность, безвольность, тоталитарность, неуважение к личности и т.д. Ниже мы ещё неоднократно будем останавливаться на подобных утверждениях, чтобы показать их необоснованность. Здесь ограничимся одним: русская пассивность каким-то образом связана с синтетическим строем языка. Несостоятельность этого мнения видна уже по географическому распределению данного строя (см. список в приложении 1 a). Непонятно, например, почему пассивное отношение к жизни не приписывается, скажем, исландцам, чей язык также слабо подвержен аналитизации и потому по многим грамматическим характеристикам, включая развитость имперсонала, похож на русский. Кроме того, если признать высокий уровень аналитизма мерилом активного отношения к жизни, то мы будем вынуждены отнести к самым активным (аген- тивным) народам Земли некоторые африканские и папуасские племена, a среди носителей индоевропейских языков - жителей Южно-Африканской Республики, которые говорят на африкаанс (самом аналитизированном индоевропейском языке). Добавим, что некоторые неиндоевропейские языки развиваются в настоящее время от аналитического строя к синтетическому, то есть аналитиза- ция не является универсальным процессом, свойственным всем языкам. В.В. Иванов отмечает, например, что древнекитайский представлял собой язык синтетический, современный китайский является аналитическим, но постепенно начинает возвращаться к синтетическому строю (Иванов, 1976; cp. Иванов, 2004, с. 71; Тромбетти, 1950, с. 164; Jespersen, 1894, р. 83). Он же утверждал, что нет никаких оснований предполагать всегда одно направление движения - от синтеза к анализу; автор аргументирует это тем, что современная лингвистика не в состоянии заглянуть достаточно глубоко в языковую историю (Иванов, 2004, с. 72). Дальнейшее развитие синтетичности наблюдается в финно-угорских языках (Veenker, 1967, S. 202; Comrie, 2004, р. 422). Например, уже в исторический период увеличилось число падежей в финском и венгерском. Х. Хаарман пишет, что уральские языки, к которым принадлежат и финно-угорские, движутся не к изолирующему типу, как индоевропейские, а от изолирующего к агглютинативному (Haarmann, 2004, S. 78). Б. Комри говорит о росте синтетизма в баскском (Comrie, 2004, р. 429). В литовском уже после отделения от индоевропейского развились иллатив, аллатив и адессив, причём и в этом случае предполагается влияние финно-угорского субстрата (Comrie, 2004, р. 421). Во французском языке современная синтетическая форма будущего времени образовалась из слияния аналитических форм народной латыни и основы семантического глагола (habere («иметь») + инфинитив), то есть иногда движение в сторону синтетизма можно наблюдать и в современных аналитических языках индоевропейского происхождения (Bailey, Maroldt, 1977, р. 40). В индийских языках за хронологический промежуток немногим более двух тысячелетий осуществился циклический процесс перехода от синтетического строя к аналитическому и обратно (Климов, 1983, с. 167). Г.А. Климов постулирует цикличность превращения различных языковых типов из одного в другой (в том числе флексии и анализа), поэтому, как он полагает, нет никаких оснований говорить о прогрессе французского или английского, якобы проявляющемся в большей степени аналитизации (Климов, 1983, с. 139-140). В подтверждение своих слов Г.А. Климов приводит следующую цитату из Э. Бенвениста: все типы языков «приобрели равное право представлять человеческий язык. Ничто в прошлой истории, никакая современная форма языка не могут считаться "первоначальными". Изучение наиболее древних засвидетельствованных языков показывает, что они в такой же мере совершенны и не менее сложны, чем языки современные; анализ так называемых примитивных языков обнаруживает у них организацию в высшей степени дифференцированную и упорядоченную» (Климов, 1983, с. 150). Ч.-Дж. Бейли и К. Маролдт при рассмотрении аналитизации английского также говорят о цикличности превращения синтетических языков в аналитические и наоборот. В первом случае речь идёт о результате чрезмерного усложнения системы, ведущего к её распаду, или смешении языков, во втором - о превращении вспомогательных частей речи в аффиксы в результате слияния (Bailey, Maroldt, 1977, р. 40-41). О цикличности синтетического и аналитического строя говорит также И. Баллес (Balles, 2004, S. 35). Теория хаоса, описываемая Х. Хаарманом, ставит под сомнение определённую направленность языкового развития, акцентируя воздействие на каждый язык случайных и непредсказуемых факторов (Haarmann, 2004, S. 77). Таким образом, нет никаких оснований привязывать какие-то черты менталитета или уровень эволюционного / цивилизационного развития к определённому грамматическому строю или степени его сохранности по сравнению с родственными языками. МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ ЯЗЫКОВ В морфологической типологии (а это хронологически первая и наиболее разработанная область типологических исследований) принимаются во внимание, во-первых, способы выражения грамматических значений и, во-вторых, характер соединения морфем в слове. В зависимости от способов выражения грамматических значений различают синтетические и аналитические языки (§ 26; см. также § 27). В зависимости от характера соединения морфем различают агглютинативные и фузионные языки (§§ 28 - 29). 26. Аналитические и синтетические языки В языках мира существуют две основных группы способов выражения грамматических значений: 1) синтетические способы и 2) аналитические. Для синтетических способов характерно соединение грамматического показателя с самим словом (в этом мотивированность термина синтетический ). Таким показателем, вносящим грамматическое значение "внутрь слова", могут быть окончание, суффикс, приставка, внутренняя флексия (т.е. чередование звуков в корне, например, теку - течет - поток ), изменение ударения (но́ги - ноги́ ), супплетивное видоизменение основы слова (я - меня, хожу - иду, хороший - лучше ), трансфикс (в семитских языках : состоящий из нескольких гласных комплекс, который "вплетается" в трехконсонантный корень, добавляя к нему В большинстве языков есть и аналитические и синтетические средства выражения грамматических значений, однако их удельный вес бывает разным. В зависимости от того, какие способы преобладают, различают языки синтетического и аналитического типа. К синтетическим языкам принадлежат все славянские языки (кроме болгарского), санскрит, древнегреческий, латынь, литовский, якутский, немецкий, арабский, суахили и мн. др. К языкам аналитического строя относятся все романские языки, болгарский, английский, датский, новогреческий, новоперсидский и мн. др. Аналитические способы в этих языках преобладают, однако в той или иной мере используются и синтетические грамматические средства. Языки, в которых почти отсутствуют возможности синтетического выражения ряда грамматических значений (как в китайском, вьетнамском, кхмерском, лаосском, тайском и др.), в начале XIX в. называли аморфными ("бесформенными"), т.е. как бы лишенными формы , но уже Гумбольдт назвал их изолирующими . Было доказано, что эти языки отнюдь не лишены грамматической формы, просто ряд грамматических значений (именно синтаксические, реляционные значения) выражаются здесь отдельно, как бы "изолированно", от лексического значения слова (Подробно см. Солнцева 1985, Солнцев 1995). Есть языки, в которых слово, напротив, оказывается настолько "переобремененным" разными служебными и зависимыми корневыми морфемами, что такое слово превращается по смыслу в предложение, но при этом остается оформленным как слово. Такое устройство "сло́ва-предложения" называют инкорпорацией (лат. incorporate - "включение в свой состав", от лат. in - "в" и corpus - "тело, единое целое"), а соответствующие языки - инкорпорирующие , или полисинтетические (некоторые индейские языки, чукотский, корякский и др.). Синтетический (от греч. sýnthesis - сочетание, составление, объединение) - основанный на синтезе, объединенный. В морфологической типологии (а это хронологически первая и наиболее разработанная область типологических исследований) принимаются во внимание, во-первых, способы выражения грамматических значений и, во-вторых, характер соединения в слове его значимых частей (морфем). В зависимости от способов выражения грамматических значений различают синтетические и аналитические языки. В зависимости от характера соединения морфем различают агглютинативные и фузнойные языки (§ 141-142). В языках мира существуют две основные группы способов выражения грамматических значений: 1) синтетические способы и 2) аналитические. Для синтетических способов характерно соединение грамматического показателя с самим словом (в этом мотивированность термина синтетический1);таким показателем, вносящим грамматическое значение «внутрь слова», может быть окончание, суффикс, приставка, внутренняя флексия (т. е. чередование звуков в корне, например, теку - течет- поток), изменение ударения (ноги - ноги), супплетивизм (я - меня, хожу - иду, хороший -лучше), повтор морфемы2. Подробно о грамматических способах в разных языках см. Реформатский 1967: 263-313. Общей чертой аналитических способов является выражение грамматического значения за пределами слова, отдельно от него - например, с помощью предлогов, союзов, артиклей, вспомогательных глаголов и других служебных слов, а также с помощью порядка слов и общей интонации высказывания3. В большинстве языков есть и аналитические и синтетические средства выражения грамматических значений, однако их удельный вес бывает разным. В зависимости от того, какие способы преобладают, различают языки синтетического и аналитического типа. К синтетическим языкам принадлежат все славянские языки. Синтетический (от греч. synthesis - сочетание, составление, объединение) - основанный на синтезе, объединенный. Таково, в частности, происхождение праславянского показателя имперфекта: длительность действия передавалась изобразительно - путем удвоения суффиксального гласного или добавления другого, похожего, гласного, ср. ст.-слав. ГЛАГОЛААХЪ, НЕСЬАХЪ. 3 Аналитический (от греч. analysis - разъединение, разложение, расчленение - разъединяющий, разлагающий на составные части; связанный с анализом. болгарского), санскрит, древнегреческий, латынь, литовский, якутский, арабский, суахили и др. К языкам аналитического строя относятся все романские языки, болгарский, английский, немецкий, датский, новогреческий, новоперсидский и др. Аналитические способы в этих языках преобладают, однако в той или иной мере используются и синтетические грамматические средства. Языки, в которых почти отсутствуют возможности синтетического выражения ряда грамматических значений (как в китайском, вьетнамском, кхмерском, лаосском, тайском и др.), в начале XIX в. называлиаморфными ("бесформенными"), т. е. как бы лишенными формы, но уже Гумбольдт назвал ихизолирующими. Было увидено, что эти языки отнюдь не лишены грамматической формы, просто ряд грамматических значений (именно синтаксические, реляционные значения) выражаются здесь отдельно, как бы «изолированно», от лексического значения слова (подробно см. Солнцева 1985). Есть языки, в которых корень слова, напротив, оказывается настолько «переобремененным» разными служебными и зависимыми корневыми морфемами, что такое слово превращается по смыслу в предложение, но при этом остается оформленным как слово. Такое устройство «слова-предложения» называют инкорпорацией (лат. incorporatio - включение в свой состав, от лат. m - в и corpus - тело, единое целое), а соответствующие языки - инкорпорирующими или полисинтетическими(некоторые индейские языки, чукотский, корякский и др.). |