– А всё потому, Лисонька, что уж очень у тебя шажки тихие да уж очень острые зубки!
Ястреб и Оляпка
– Ну, Оляпка, попадись: сейчас я тебя сцапаю!
– А я, Ястреб, от тебя в полынью нырну.
– А я тебя у полыньи подкараулю!
– А я во вторую полынью выскочу.
– А я у второй подкараулю!
– А я тогда в первую выскочу.
– А я… И долго ты так от полыньи к полынье будешь мотаться?
– Да пока тебе за мной гоняться не надоест!
Сорока и Волк
– Эй, Волк, чего ты хмурый такой?
– От голода.
– И рёбра торчат, выпирают?
– От голода.
– А воешь чего?
– От голода.
– Вот и говори с тобой! Заладил, как сорока, – от голода, от голода, от голода! Чего это ты нынче такой неразговорчивый?
– От голода.
Воробей и Синица
– Угадай, Синица, какое у людей самое страшное оружие?
– Э-э, не угадала!
– Опять не угадала!
– Какое же тогда, Воробей?
– Рогатка. Из пушки-то по воробьям не стреляют, а из рогатки – только успевай отскакивать! Я-то уж знаю, я-то стреляный воробей!
Сорока и Заяц
– Вот бы тебе, Заяц, да лисьи зубы!
– Э-э, Сорока, всё равно плохо…
– Вот бы тебе, серый, да волчьи ноги!
– Э-э, Сорока, невелико счастье…
– Вот бы тебе, косой, да рысьи когти!
– Э-э, Сорока, что мне клыки да когти? Душа-то у меня всё равно заячья…
Волк и Сова
– Мы, Сова, с тобой во всём одинаковые: ты серая, и я серый, у тебя когти, и я хищник. Почему же встречают нас люди по-разному? Тебя хвалят-расхваливают, меня клянут-проклинают.
– А ты, Волк, что ешь-то?
– Да всё больше жирных барашков, да козлят, да телят…
– Ну вот видишь! А я всё мышей вредных. Похожи мы с тобой по одёжке, да разные по делам!
Ласка, Белочка и Медведь
– Я, Ласочка, к зиме беленькой стала – как берёзка!
– А я, Белочка, серенькой – как осинка!
– Ну а я, Медведище, как ёлочки, – зимой и летом одним цветом!
Дятел и Тетерев
– Здравствуй, Тетерев! Со вчерашнего дня не виделись. Где летал, где спал?
– Летал я «над», спал «под».
– Что это за ребус такой: то «над», то «под»?
– Это не ребус, а снег. Летал над снегом, ночевал под снегом.
– Ишь какая у тебя жизнь развесёлая! А я, горемыка, всё «в» да «в». Летаю в лесу, прыгаю в ёлках, ночую в дупле. Ску-учно!
Свистит косая метель – белая метла дороги метёт. Дымятся сугробы и крыши. Рушатся с сосен белые водопады. Скользит по застругам яростная позёмка. Февраль летит на всех парусах!
Гонятся вихри за санями, машинами, кружат хороводы вокруг домов, заметают пути-дороги.
Тонут в белые волнах заборы. За каждым столбом – снеговорот. Над каждой елью – белые флаги.
Завевает, кружит, заносит. Свистит, скулит, воет. Лепит в глаза, в спину толкает, дышать не даёт.
Тучи-снегосыпы сыплют снег сверху. Сугробы-снеговеи веют снег снизу. Солнце запуталось в вихрях, как золотая рыба в белой сети.
Круговерть от земли и до неба!
БЮРО ЛЕСНЫХ УСЛУГ
Нагрянул в лес холодный февраль. На кусты сугробы намёл, деревья инеем опушил. А солнышко хоть и светит, да не греет.
Хорёк говорит:
– Спасайтесь кто как может!
А Сорока стрекочет:
– Опять всяк сам за себя? Опять поодиночке? Нет чтобы нас сообща против общей беды! И так уж все про нас говорят, что мы в лесу только клюёмся да грызёмся. Даже обидно…
Тут Заяц ввязался:
– Правильно Сорока стрекочет. Один в поле не воин. Предлагаю создать Бюро лесных услуг. Я вот, к примеру, куропаткам помочь могу. Я снег на озимях каждый день до земли разрываю, пусть они после меня там семена и зелень клюют – мне не жалко. Пиши меня, Сорока, в Бюро под номером первым!
– Есть-таки умная голова и в нашем лесу! – обрадовалась Сорока. – Кто следующий?
– Мы следующие! – закричали клесты. – Мы шишки на ёлках шелушим, половину шишек целыми вниз роняем. Пользуйтесь, полёвки и мыши, не жалко!
«Заяц – копатель, клесты – бросатели», – записала Сорока.
– Кто следующий?
– Нас запиши, – проворчали бобры из своей хатки. – Мы осенью столько осин навалили – на всех хватит. Приходите к нам, лоси, косули, зайцы, сочную осиновую кору да ветки глодать!
И пошло, и пошло!
Дятлы дупла свои предлагают для ночлега, во́роны приглашают на падаль, воро́ны свалки показать обещают. Сорока еле записывать успевает.
— Сорока и Волк; Медовый дождь; Рыбьи пляски!
Сорока и Волк
– Эй, Волк, чего ты хмурый такой?
– От голода.
– И рёбра торчат, выпирают?
– От голода.
– А воешь отчего?
– От голода.
– Вот и говори с тобой! Заладил, как сорока: «от голода», «от голода», «от голода»! Чего это ты нынче такой неразговорчивый?
– От голода…
Медовый дождь
На небе ни облачка, а по листьям дождь шуршит! Листья мокрые и блестящие, капельки с листьев скатываются в траву. И на лицо капли падают. Вытираю лицо ладонью и чувствую на губах… вкус мёда! Выставил под дождь ладонь, лизнул, понюхал – так и есть: мёд. Шуршит в лесу дождь медовый, на траве роса медвяная!
А пчёл не видно, и на небе ни облачка…
Смотрю растерянно по сторонам.
На мокрые листья садятся полосатые, как тигры, осы и шершни. По сырым травинкам карабкаются шустрые муравьи.
И муравьи, и осы сосут медовые капли.
И вдруг понимаю, что дождинки медовые не с неба падают, а с листьев клёна! Нависли клёны как туча зелёная, из-под каждого листа падают капли. А из-под дерева – дождь!
Оказалось, на изнанке листьев расселись тли, уткнули в лист хоботки и сосут сладкий кленовый сок. Неисчислимые стада тлей! И все сосут. Сок вытекает, тли роняют капельки – шумит сладкий древесный дождь!
Для всех сладкоежек июнь в лесу – медовый месяц.
Рыбьи пляски
До восхода висело над горизонтом лиловое облачко с огненным ободком. Солнце поднялось багровое, и всё – земля и небо – окрасилось в красный цвет.
Сижу под ивовым кустом с узкими красными листьями. Над головой свистят крылья уток, и крылья у них снизу – розовые.
Необыкновенный рассвет!
Красные волны дробятся в красной реке. Алые клубы пара шевелятся над волной. Чёрные чайки с криками мечутся в вышине, как чёрное вороньё над заревом пожара. Будто обожжённые, они заламывают крылья и падают в горящую реку, выплескивая снопы искр.
Всё ближе чайки, всё резче их крики.
И вдруг из красных волн стали выпрыгивать чёрные рыбки. Узкие, как листики ивы. Вылетят стоймя и стоймя же, хвостом вниз, падают в красную воду. Вот вылетел целый косячок и рассыпался веером. Вот опять: одна за одной, одна за одной!
Рыбьи пляски!
Гляжу во все глаза. Неужто и рыбья кровь вспыхнула в это удивительное красное утро?
А посреди реки, в сутолоке волн, движутся два чёрных пятнышка: пятнышко поменьше и пятнышко побольше. Из воды торчит плоская головка да спина горбинкой.
Вот нырнула, будто растаяла, а из воды тотчас выметнулись рыбки и заплясали: вверх-вниз, вверх-вниз!
Чайки увидали – упали, заломив крылья. Стали хватать рыбок прямо на лету.
Всё стало обыкновенным…
Солнце поднялось – и чёрные чайки стали белыми, чёрные рыбки – серебристыми, красная вода – серой. Лиловое облачко на горизонте шевельнулось и растаяло.
Хищники – чайки и выдра – вслед за пляшущими рыбками скрылись за поворотом реки.
А я сидел у коряги и записывал то, что видел.
Лесные шорохи (читать с иллюстрациями)
Николай Сладков
Лесные шорохи
Окунь и Налим
Чудеса подо льдом! Все рыбы сонные - один ты, Налим, бодренький да игривый. Что с тобой такое, а?
- А то, что для всех рыб зимою - зима, а для меня, Налима, зимою - лето! Вы, окуни, дремлете, а мы, налимы, свадьбы играем, икру мечем, радуемся-веселимся!
- Айда, братцы-окуни, к Налиму на свадьбу! Сон свой разгоним, повеселимся, налимьей икоркой закусим…
Выдра и Ворон
Скажи, Ворон, мудрая птица, зачем люди костёр в лесу жгут?
- Не ожидал я, Выдра, от тебя такого вопроса. Промокли в ручье, замёрзли, вот и костёр разожгли. У огня греются.
- Странно… А я зимой всегда в воде греюсь. В воде ведь морозов никогда не бывает!
Заяц и Полёвка
Мороз и вьюга, снег и холод. Травку зелёную понюхать захочешь, листочков сочных погрызть - терпи до весны. А где ещё та весна - за горами да за морями…
- Не за морями, Заяц, весна, не за горами, а у тебя под ногами! Прокопай снег до земли - там и брусничка зелёная, и манжетка, и земляничка, и одуванчик. И нанюхаешься, и наешься.
Барсук и Медведь
Что, Медведь, спишь ещё?
- Сплю, Барсук, сплю. Так-то, брат, разогнался - пятый месяц без просыпу. Все бока отлежал!
- А может, Медведь, нам вставать пора?
- Не пора. Спи ещё.
- А не проспим мы с тобой весну-то с разгона?
- Не бойся! Она, брат, разбудит.
- А что она - постучит нам, песенку споёт или, может, пятки нам пощекочет? Я, Миша, страх как на подъём-то тяжёл!
- Ого-го! Небось вскочишь! Она тебе, Боря, ведро воды как даст под бока - небось не залежишься! Спи уж, пока сухой.
Сорока и Оляпка
О-о-ой, Оляпка, никак купаться в полынье вздумала?!
- И плавать и нырять!
- А замёрзнешь?
- У меня перо тёплое!
- А намокнешь?
- У меня перо водоотталкивающее!
- А утонешь?
- Я плавать умею!
- А…
а…
а проголодаешься после купания?
- А я для того и ныряю, чтоб водяным жучком закусить!
Когда я ещё не ходил в школу, я был очень жалостливый. Я совершенно не мог слушать про что-нибудь жалостное. Если кто кого убил, или бросил в огонь, или кто кого съел, я сразу начинал плакать. Например, злая старуха посадила в бочку царицу и царевича и бросила эту бочку в море. Я реву. Или волки съели серого козлика, и от него остались рожки да ножки. Я опять реву.
Когда я слушал сказки, я заранее, ещё до страшного места, собирался плакать. У меня кривились губы и начинал дрожать голос. Мама просто не знала, что делать, потому что я всегда просил её пропускать страшное место. За две секунды до страшного места я просил дрожащим голосом:
Это место пропусти!
И это пропусти!
Мама опять пропускала какое-нибудь преступление, и я успокаивался. И так мы с остановками и сокращениями быстро добирались до счастливого конца.
Конечно, я понимал, что сказки от этого становятся не очень интересные: во-первых, очень короткие, а во-вторых, в них почти совсем не было приключений. Но зато я мог слушать их спокойно, без слёз, и потом ночью можно было спать и не бояться.
Такие сокращённые сказки мне очень нравились. Они становились очень спокойные, как прохладный сладкий чай. Например, сказка про Красную Шапочку.
Мы с мамой так много в этой сказке пропустили, что она стала самой короткой сказкой в мире и самой счастливой. Мама так её рассказывала:
«Жила-была Красная Шапочка. Раз она напекла пирожков и пошла навестить свою бабушку. И стали они жить-поживать и добра наживать».
И я был рад, что у них всё хорошо получилось.
Особенно я переживал из-за другой сказки, про зайца. Это короткая сказка, как считалка, её все на свете знают.
Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел зайчик погулять;
Вдруг охотник выбегает…
И вот тут у меня уже начинало щипать в носу а губы ехали в разные стороны: верхняя - направо, нижняя - налево.
А сказка в это время продолжалась:
Прямо в зайчика стреляет!
Пиф! Паф!
Ой-ой-ой!
Умирает зайчик мой!
Тут у меня сердце останавливалось. Я не мог понять, как же это получается. Почему этот жестокий охотник стреляет прямо в зайчика? Что зайчик ему плохого сделал? Что он - первый начал? Ведь нет! Он просто вышел погулять! А этот злодей прямо, без разговоров: пиф-паф! Из своего тяжёлого ружья! И тут из меня начинали течь слёзы, как из крана. Потому что раненный в живот зайчик кричал: ой-ой-ой!
Он кричал: «Ой-ой-ой! Прощайте, мой детки! Прощай, моя весёлая лёгкая жизнь! Прощай, красная морковка и капустка! Прощай, моя полянка, и цветы, и лес!»
Я как будто видел, как серый зайчик ложится под берёзку и умирает. Я заливался слезами и портил настроение всем, потому что меня надо было успокаивать, а я ревел и ревел…
И вот однажды ночью я лежал и думал, как было бы хорошо, если бы с ним этого не случилось! Как было бы хорошо! И я так долго думал об этом, что вдруг переделал эту историю!
Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел зайчик погулять;
Вдруг охотник выбегает…
Прямо в зайчика
Не стреляет!!!
Не пиф! Не паф!
Не ой-ой-ой!
Не умирает зайчик мой!!!
Вот как хорошо! Я даже засмеялся. Как всё удачно получилось! Это было настоящее чудо. Не пиф! Не паф! Я поставил одно только «НЕ», и охотник спокойно прошёл в своих валенках мимо зайчика. И зайчик остался жить! Он опять будет утром играть на поляне, скакать и прыгать! И я лежал и улыбался в темноте и хотел рассказать маме, но боялся её разбудить. И потом заснул. А когда я проснулся, я уже знал, что никогда не буду плакать в жалостных местах, потому что в любую минуту я могу переделать всё по-своему, и всё будет хорошо. Надо только сказать: «Не пиф! Не паф!»
НИКОЛАЙ СЛАДКОВ (1920–1996). Лесные шорохи
СОРОКА И МЕДВЕДЬ
Эй, Медведь, ты днём что делаешь?
Я-то? Да ем.
А ночью?
И ночью ем.
А утром?
И утром.
А вечером?
И вечером ем.
Когда же ты тогда не ешь?
Когда сыт бываю.
А когда же ты сытым бываешь?
Да никогда…
СОРОКА И ЗАЯЦ
Вот бы тебе, Заяц, да лисьи зубы!
Э-э, Сорока, всё равно плохо…
Вот бы тебе, серый, да волчьи ноги!
Э-э, Сорока, невелико счастье…
Вот бы тебе, косой, да рысьи когти!
Э-э, Сорока, что мне клыки да когти? Душа-то у меня всё равно заячья…
ЛИСА И МЫШЬ
Мышка-трусишка, ты треска боишься?
Ни крошечки не боюсь.
А громкого топота?
Ни капельки не боюсь!
А страшного рёва?
Нисколечко не боюсь!
А чего ж ты тогда боишься?
Да тихого шороха…
КТО КАК СПИТ
Ты, Заяц, как спишь?
Как положено - лёжа.
А ты, Тетёрка, как?
А я сидя.
А ты, Цапля?
А я стоя.
Выходит, друзья, что я, Летучая мышь, ловчее всех вас сплю, удобнее всех отдыхаю!
А как же ты, Летучая мышь, спишь-отдыхаешь?
Да вниз головой…
ЛИСИЦА И ЁЖ
Всем ты, Ёж, хорош и пригож, да вот колючки тебе не к лицу!
А что, Лиса, я с колючками некрасивый, что ли?
Да не то чтоб некрасивый…
Может, я с колючками неуклюжий?
Да не то чтоб неуклюжий!
Ну так какой же я такой с колючками-то?!
Да какой-то ты с ними, брат, несъедобный…
СОРОКА И ЗАЯЦ
Слушай, Заяц, все говорят, что осина страсть горькая. А ты, смотрю, грызёшь её и даже не жмуришься!
А я, Сорока, осинку на третье блюдо употребляю. Когда на первое только воздух свежий, на второе - прыжки по снегу, так и горькая осина на третье слаще мёда покажется!
ОДУВАНЧИК И ДОЖДЬ
Ура! Караул! Ура! Караул!
Что с тобой, Одуванчик? Уж не заболел ли? Ишь жёлтый весь! Чего ты то «ура», то «караул» кричишь?
Закричишь тут!.. Корни мои рады тебе, Дождю, радёшеньки, всё «ура» кричат, а цветок «караул» кричит - боится, что пыльцу испортишь. Вот я и растерялся - ура, караул, ура, караул!
КРОТ И ФИЛИН
Слушай, Филин, неужели ты меня проглотить можешь?
Могу, Крот, могу. Я такой.
Неужто и зайчонка протолкнёшь?
И зайчонка протолкну.
Ну а ежа? Хе-хе…
И ежа проглочу.
Ишь ты! А как же колючки?
А колючки выплюну.
Смотри какой молодец! А медведь вон на ежа даже сесть боится…